Айсберг

Ночью, прислушиваясь к неспокойному дыханию Аркашина, она никак не могла уснуть, все думала о нем, об их так странно вспыхнувшей любви. «Аркашин, миленький, — шептала она, — не бросай меня. Господи, — Полина обращала свой взгляд на окно, где за шторами, в черном ночном мраке, очень-очень высоко, на облаке должен был находиться Бог и наблюдать за всем, что происходит в мире. — Господи, сделай так, чтобы я хоть на этот раз не осталась одна. Для чего мне тогда жить? Чтобы разрисовывать зайцев или обрезать белок? Это может сделать и кто-нибудь счастливее меня… Господи, он мне нужен, я его люблю… Он как тот счастливчик, выброшенный на чужой, незнакомый берег после сильного шторма: вроде и рад, что спасся, но что ему здесь делать, среди чужих? Может, я ему только на время нужна? Ну и пусть… У него своя жизнь была, и не мое это дело… И жена, и дочь, все было в его жизни. Жизнь… От хорошей жизни-то он вряд ли сбежал сюда, это ясно… И дом где-то есть и, может, ждет его кто-то там, далеко отсюда, но все равно он пока мой, здесь, и никому я его не отдам…»

Полина, поговорив с Богом, крепко уснула.

В котельной у Аркашина было тепло, пахло разогретым пирогом, принесенным Полиной. Высоко, на широком подоконнике, около горячих труб и приборов дремал пушистый полосатый кот Тимка.

Полина сидела на табурете и вязала. Аркашин читал.

— Ты когда читаешь, совсем меня не замечаешь, — сказала Полина, чтобы как-то обратить внимание Аркашина, чтобы он вспомнил о ней.

— Что? — Он машинально снял очки и улыбнулся. — Что ты сказала, Поля? Извини, я не слышал…

— Мешаю я тебе, — сказала Полина, сматывая шерсть в клубок и втыкая туда спицы. — Пойду я домой. Мне еще в магазин зайти надо, в поликлинику…

— Я приду в восемь, как всегда, — проводил ее до дверей Аркашин. Она резко обернулась, как-то странно посмотрела на него. Может, предчувствовала, что…

— В восемь?

— Как всегда.

По дороге в магазин Полина смотрела себе под ноги и боялась поднять глаза, боялась, что кто-нибудь сможет увидеть ее слезы. «Он как в стеклянном шаре: вроде бы и со мной, а вроде бы и нет! Он не слышит меня, не слушает. Я ему мешаю… Какая-нибудь книжка с иностранными буквами на обложке привлекает его к себе больше, чем я… Правду говорила Зинаида Ивановна: не знаю я его, совсем не знаю. Может, он и преступник. Разве порядочный человек станет в таком возрасте работать в котельной? И деньги… Правда, откуда такие деньги?» Полина остановилась, смахнула варежкой слезы с ресниц и оглянулась. Она стояла как раз напротив дома Веры Смоковниковой. И ей почему-то захотелось зайти к ней и поделиться. Сроду такого не было, а сейчас вот захотелось. То ли испугалась она этой своей жизни, то ли просто посоветоваться захотелось.

У подъезда споткнулась правой ногой о выступ крыльца. «К несчастью!» — мелькнуло в голове.

«Ну приду, а что я ей скажу? Что чихать хотел на вас, Верочка, Аркашин, с высокой колокольни…» Она замедлила ход и засомневалась: а не предательство ли она собирается совершить по отношению к Аркашину? Ведь главным действующим лицом в предстоящем разговоре должен быть именно он? Она повернулась и пошла обратно, вниз, в магазин.

Снегу навалило много, и к магазину люди протоптали узкую и глубокую тропинку. Вот на этой самой тропинке и встретилась ей Вера. Она была явно в хорошем настроении, Полина это заметила, но радости ей это не прибавило.

— Вы не от меня? — спросила Вера, обдавая ее облаком пряных духов. Что-то злое и одновременно веселое читалось на ее лице.

— Нет, — соврала Полина.

— А то может зайдем, чайком вас угощу, индийским?

И Полина сдалась. Вера не церемонилась.

— Что же это вы мне сразу не сказали, что Аркашин ваш муж? Я последняя узнала… Вместе бы тогда и пришли…

«Как же, — подумала Полина. — Я-то тебе зачем?»

— А я вас совсем не такой представляла… — Вера спокойно откусывала от лимона, а Полина при этом вся покрылась гусиной кожей. — Недаром говорят: в тихом омуте черти водятся… Я-то, дура, думала, что вас мужчины совсем не интересуют…

— Я же не больная какая, — покраснев, пожала плечами Полина.

— Ну, пардон-пардон, а я-то с вами откровенничала; могли и предупредить, чтобы меня в смешном виде не выставлять… а то неловко как-то получилось… Вы сами во всем и виноваты. А я, если уж до конца быть откровенной, действительно хотела окрутить Аркашина. Скучно мне, понимаете? Да в этом С. с тоски сдохнуть можно! Я предупреждала своего зайца…

— Какого зайца?

— Мужа, милочка, мужа. Я предупреждала: заяц, мы там загнемся, а он со своей новой клиникой мне все уши прожужжал. А когда Плотникова, главврача, на пенсию выпроводили, он его место, представьте, прохлопал!.. Вот и спрашивается: зачем сюда ехали? Ни тебе места заведующего, ни мне директорского кресла в музыкалке… Все! Пролетели, как две фанеры над Парижем!

Полина не узнавала Веру. Вместо кокетливой, спокойной и уверенной в себе Верочки Смоковниковой, она видела перед собой обозленную, уставшую и потерявшую всякую надежду на лучшую жизнь, женщину. Ей стало жаль ее.

— А я думала, что вам нравится у нас…