Айсберг

Осторожно, на всякий случай упираясь одной пяткой в лед, Питт проверил, насколько надежно выдерживают его вес ноги Ханневелла. Циркуль держал хорошо. Двигаясь быстро и гибко, как кошка, Питт прополз мимо Ханневелла, почувствовал, как его руки нащупывают край, за которым склон выравнивается, и выбрался на безопасное место. И не стал тратить ни секунды. Ханневеллу показалось, что в тот же миг Питт бросил ему из вертолета нейлоновый шнур. Полминуты спустя бледный и усталый океанограф сидел на льду у ног Питта.

Ханневелл с облегчением вздохнул и посмотрел Питту в лицо.

— Знаете, что я прежде всего сделаю, когда мы вернемся к цивилизации?

— Да, — с улыбкой ответил Питт. — Закажете мне лучший обед в Рейкьявике, скупите столько спиртного, сколько я смогу выпить, и представите меня чувственной грудастой исландской нимфоманке.

— Обед и выпивка за мной — я перед вами в долгу. А вот нимфоманку обещать не могу. Я так давно не имел дела с женскими чарами, что, боюсь, утратил навык.

Питт рассмеялся, стиснул плечо Ханневелла и помог ему встать.

— Не печальтесь, старый друг. Девушки — моя сфера. — Он неожиданно смолк, потом резко сказал: — У вас руки выглядят так, словно вы держали их на точильном камне.

Ханневелл поднял руки и равнодушно посмотрел на окровавленные пальцы.

— На самом деле все не так плохо. Немного обеззараживающего, маникюр — и они будут как новые.

— Идемте, — сказал Питт. — В вертолете есть аптечка. Займусь вашими пальцами.

Немного погодя, когда Питт затянул последний бинт, Ханневелл спросил:

— До того как я поскользнулся, вы нашли признаки туннеля?

— Хитрая работа, — ответил Питт. — Вся окружность в наледи, так, чтобы ничем не отличаться от остального льда. Если бы кто-то не проявил небрежность и не оставил маленькую зарубку для рук, я бы прошел мимо и ничего не заметил.

Ханневелл неожиданно помрачнел.

— Проклятый айсберг, — угрюмо сказал он. — Клянусь, он питает к нам личную вражду.

Он согнул пальцы и принялся разглядывать восемь маленьких повязок. В глазах светилось напряжение, лицо выглядело усталым.

Питт подошел и поднял круглый кусок льда диаметром три фута, открыв дыру, едва способную пропустить человека.

Он отвернулся. Из отверстия потянуло горелыми краской, тканью и горючим с примесью запаха обожженного металла.

— Это доказывает, что я способен ощутить запах сквозь лед, — сказал Питт.

— Да, ваш нос испытание выдержал, — с улыбкой сказал Ханневелл. — Но вот ваша теория термитных зарядов провалилась. Там, внизу, всего лишь обгоревший корпус. — Он помолчал и взглядом ученого посмотрел на Питта поверх очков. — Мы могли бы до следующего лета взрывать заряды без ущерба для этой развалины.

Питт пожал плечами.

— Бывают и проигрыши. — Он передал Ханневеллу запасной фонарик. — Я пойду первым. Дайте мне пять минут, потом идите за мной.

Питт приготовился войти в туннель, а Ханневелл присел у края.

— Две минуты. Даю вам две минуты, не больше. Потом иду за вами.

Туннель, освещенный солнцем сверху, сквозь лед, уходил вниз на двадцать футов под углом тридцать градусов и заканчивался возле почерневших обожженных стальных плит корабельного корпуса.

К этому времени вонь стала такой сильной, что Питт с трудом дышал. Отгоняя едкий запах, он подобрался на фут к обожженному металлу и обнаружил, что туннель поворачивает и десять футов идет параллельно корпусу, заканчиваясь у открытого люка, сильно погнутого и покореженного. Можно было только догадываться, при какой температуре это произошло.

Пройдя в люк, Питт выпрямился и стал водить лучом фонарика, освещая обожженные стены. Определить назначение этого помещения было невозможно. Страшный жар опустошил каждый квадратный дюйм. Питт внезапно ощутил страх перед неизвестным. Несколько минут он стоял неподвижно, стараясь справиться с чувствами, потом, переступая через обломки, пошел к выходу в туннель и фонариком посветил в темноту перед собой.

Фонарик высветил длинную лестницу вниз. Коридор был пуст, если не считать остатков сгоревшего ковра. Странной была тишина. Ни скрипа листов корпуса, ни гудения двигателей, ни плеска воды в обросшие ракушками борта — ничего. Только полное безмолвие пустоты.

Питт помешкал у входа; у него появилась даже не мысль, а убеждение, что в планы адмирала Сандекера вкралась какая-то ужасная, чудовищная ошибка. Этого они никак не ожидали.

В проходе появился Ханневелл и присоединился к нему. Он стоял рядом с Питтом, глядя на почерневшие стены, на изуродованный и кристаллизовавшийся металл, на расплавленные петли, на которых когда-то висела деревянная дверь. Он устало прислонился к косяку, полузакрыв глаза, словно приходил в себя после транса.

— Мы найдем очень мало полезного для себя.

— Мы ничего не найдем, — решительно отозвался Питт. — То, что оставил огонь, несомненно подобрали наши неизвестные друзья. — И, словно подчеркивая свои слова, провел лучом фонарика по палубе, осветив несколько перекрывающих друг друга отпечатков на саже, ведущих от двери и к двери. — Посмотрим, что им было нужно.