Аир. Хозяин болота

Старуха сцапала ее за ухо. Иве бы вырваться: как так? Взрослая девка, а ее ровно малое дите треплют! Но она не стала. Иной раз малым дитем побыть в радость, и пусть его, ухо. Не так уж сильно бабка его дерет.

– На, няси. – Алия безошибочно сунула девушке в руки рубаху, только что выловленную из реки, потом замерла, чутко прислушиваясь, и резким, не старушечьим движением подхватила зацепившуюся за корягу косынку. – Стирають?

– Ага.

– Оно и видно. Вечно что-то упустите в воду, неумехи! А ну как речной конь польстится и выглянет? Как потом его обратно в воду затолкаете? Нябось ня подумали?

– Не подумали, – покорно согласилась Ива, позволяя втащить себя на крыльцо.

– Потом заиграитси, все посевы потопчеть! А усе из-за вас, растерях! Ты, унуча, подружкам-то скажи, скажи!

– Скажу, – кивнула девушка, умолчав о том, что подружки теперь ее точно не послушают.

– Ну, чаво встала?! Стоить она! Застудисси! – Алия ощупала поневу внучки, потрогала волосы (Ива от души порадовалась, что бабка не видит их цвета). – Ровно в Ключинке искупнулась! Ходи, ходи в избу!

Пока старушка суетилась вокруг, скидывая в котелок сушеные травки, Ива стянула мокрую одежду и завернулась в одеяло. Забралась с ногами на лавку и принялась смотреть.

За годы в избушке мало что изменилось. Казалось, она застыла в одном дне, как когда-то застыла и сама Алия. Сколько Ива ее помнила, старушка всегда была именно такой: суетливой, строгой и заботливой. Она всегда находила, чем угостить явившихся к ней на засядки девчушек, но и попенять им за безделье не забывала. Ива с подружками лущили горох и плели лук, сидя с поджатыми ногами на этом самом скрипучем полу. И он всегда был теплым, даже в самые лютые морозы. Вот там, на углу печки, Ива когда-то угольком нарисовала страшное чудище – черное, косматое. С его пальцев стекали тягучие капли. Рисунок и поныне оставался на месте, слепая бабка не знала, что он там. И котелок был тот же самый, из которого Алия поила их, малых детей, травяными отварами. Старушка плеснула в него воды и выскочила во двор, к летнему очажку, – погреть.

Запах тоже был родной. Пряный, пыльный, густой… Казалось, приляжешь прикорнуть на лавку – проснешься уже в ином времени. Где страшное чудище – всего лишь рисунок на печи, где бабушка гладит по волосам, прервав неоконченной сказку, где главная несправедливость для Ивы – то, что ее гонят домой, не позволяют остаться на ночь у старой Алии.

– Бабушка… – Пригревшись после ледяной речки, Ива зевнула и повыше натянула одеяло. – Расскажи враку, а?

Враками в Клюквинках звали сказки. А что же они, как не враки? Ежели говорить хорошо и верить в то, что сказываешь, враки могли и правдой обратиться. Бабка Алия как-то баяла про кривую горбатую девку, что наврала себе красавца-жениха. А тот возьми и явись! Вот она – сила слова!

– А что бы и не рассказать. – Старушка присела рядом, положив на мокрый затылок внучки морщинистую тяжелую ладонь. Задумчиво отхлебнула из чашки, которую приготовила для Ивы. – О чем табе, унуча?

– О Хозяине болота… – прошептала девушка, засыпая.

Незрячие глаза Алии затуманились. Морщинки, трещинами расползающиеся по загорелой коже, пролегли глубже обычного.

– Про Хозяина… Будет табе про Хозяина.

Сказывают, когда-то он был человеком. Врут, как пить дать врут! Не может такого быть, чтобы чудище по земле ходило, чтобы ело от одного хлеба с нами, чтобы… любило. Не было у него никогда души – враки!

Родился он в трясине, в самых топях. Там, куда не суются звери, где не растет клюква, где мухоморы присматривают за порядком да духи лесные водят хороводы по одним им известным кочкам.

Страсть как не любил он солнечного света и чистой воды! И от нашего воздуху ему тяжко делалось. Вот и сидел он в своей чаще, дышал смрадом болотным, напускал по ночам туман на лес. Тот туман иной раз тянул щупальца к деревне, что стояла близ опушки, но боги миловали, не пускали зла за околицу. Так и жили: чудище на своей земле, люди на своей. И никто ту черту не пересекал, ведь каждому известно: кто в лапы чудища болотного попадется, того оно ужо не выпустит. Станет ходить, незримое, по пятам, лишит сна и покоя.