айный язык птиц

– Круто! Едем, едем… – Наклоняется к Николаю Ивановичу: – Вечером вы у меня услышите, что такое сверчок!

Съемки сверчка. Подробно: трель сверчка. Гнездо, глаз, лапки.

Возвращение в лагерь – почти затемно. Шуршат в палатке, виден под тентом фонарик, тени. Потом собираются у примуса, готовят что-то. Потом голос Алексея:

– Николай Иванович, спасибо за вашего сверчка… Очень красиво…

Брайан:

– Вот из таких солирующих трелей потом создается ядро звука. Только у меня вруб: в какой-то момент их должно быть очень много. Не десять-пятнадцать, как мы думали, а, допустим, сто. И все это невероятной плотности… Клубится… Звук Хаоса. Даже гул.

– Что тебя так прет от этого Хаоса? – спрашивает Алексей.

– Да потому что надо услышать истинный звук мира – хотя бы так, как мы слышим здесь. – Брайан настораживается и прикладывает ладонь к уху: – Тысяча голосов одновременно. Плюс волны, ветер, камыш…

И потом из этого рокота вытягивается, как нитка, песня сверчка. Просто на пульте тянем. А потом уводим ее в в бэкграунд, и на первое место выходит песня камышовки. Ее ведь мы слышали?

– Ее, – подтверждает Николай Иванович.

– Вот, песня камышовки или эта жемчужная россыпь скворцов – ты слышал? Такие световые пятна… вспышки в этом хаосе… А потом – взрыв! – и сольный прорыв… Ух, блин! Я уже все это слышу! Тут соловьи есть? – Николаю Ивановичу.

– Редко, только на пролете. Варакушка есть – из соловьиных. Это, я вам скажу, сказка…

– Не то что фламинго… – вставляет Алексей: он на самом деле туговат на ухо.

– Ну, вы не правы, – обижается за фламинго Николай Иванович. – Одни щелканья клювами в воде чего стоят…

– Фламинго можно сделать с перкуссией… – поддерживает его Брайан. – Только поколдовать надо… Можно мощное замутить колдовство…

– А зимородки поют? – спрашивает оператор Андрей. Очень уж ему понравились зимородки.

– Зимородки ныряют. И при этом коротенько пищат.

– Самое обалденное – они под водой летают, – обводит всех глазами Андрей. – Машут крыльями. Я сам видел.

Николай Иванович усмехается.

Синий огонь примуса.

Вдали на буровой светятся огни…

– Знаете, ребята, – говорит Николай Иванович. – Вы извините, «ребята», «ребята» – это я своих студентов так называю. Но, конечно, таких, как вы, мне встречать еще не приходилось. Безумная идея. Безумная задача. И вместе с тем – это самое то!

– Николай Иванович – наш человек! – одобрительно реагирует Алексей.

– Так вот, знаете, о чем я давно думаю? – говорит Николай Иванович. – Впрочем, конечно знаете… – Усмехается. – Я люблю динамичные природные системы. А нет более динамичных, чем дельты рек… Но чем больше я узнаю… Нет, не то! Жизнь… Я не могу постичь ее во всех взаимосвязях. Вот почему мне кажется, я понимаю Брайана. Этот первичный гул жизни – он в самом деле должен быть. Неразъятый звук Тайны…

– О, – отзывается Брайан, который сидит, выкрашивая на ладонь табак из сигареты и мешая его с травкой. – Лучше не скажешь: неразъятый звук Тайны…

– Я говорил о Боге, – продолжает Николай Иванович. – Это не абстракция. Для меня Бог и есть это непостижимое чудо жизни… Чудо, понимаете? Прямое свидетельство…

Брайан привычным движением пустой сигаретой собирает с ладони приготовленную смесь. Ему, кажется, слегка поднадоел разговор. Он встает:

– Миш, дунуть не хочешь?

– Не против.

– Тогда возьми магнитофон. Может, услышим чего…

Вдвоем они отходят от палатки, усаживаются на дерево и первым делом раскуривают косяк. Красный тлеющий огонек мерцает в темноте. Потом Брайан включает магнитофон. Слышны фоны, фрагменты птичьих трелей. Проматывает туда-сюда. Одна трель его задевает. Вернее, неожиданный подсвист-завиток в конце. Он достает из чехла серебристую флейту-траверсо и пытается повторить.

Еще раз слушает, еще раз пробует.

– Не так, – пытается вставить слово Миша. – Вот эту ноту, в конце, надо расщепить. У него здесь трель раздваивается и звучит сразу на два голоса, а у тебя чистяк – «ля» – и точка.

– Да я слышу! – отмахивается Брайан. – Он на четверть тона ниже продувает. Как я могу это сыграть? С моими семью нотами?

– Блин, я не знаю как, но ты должен, – настаивает Миша, подхваченный волной дыма. – Иначе они нас уроют своими четвертьтонами, и весь наш проект полетит к черту…

– Миш, я знаю. Просто пока не пойму, как выдуть этот подсвист из моей дудки… – Брайан усмехается. – Давай-ка крутани, попробуем еще раз: не дело сразу обламываться…

– Да, несолидно получается… Мы, типа, крутые, на понтах, we are musicians – а первая же птаха высаживает нас конкретно на копчик…

– Ну, типа того… – произносит Брайан и вдруг начинает посмеиваться.

– Типа того, что Хендрикс как на метле летал на своем «Стратокастере», а мы не можем извлечь из твоей флейты даже сверчка… – хмыкает, глядя на него, Миша.

– Не так просто оживить инструмент… Я бы попросил… Это не попсу озвучивать… Тут – сверчок! Тонкая штучка – для тех, кто понимает…

– Но ты, блин, волшебник? – неудержимо хмыкает Миша.

– Не… я, типа, только учусь… – посмеивается Брайан.

– Тогда учись. Пробуй… – пытается вернуться на серьёз Миша.