«Вокруг этих зданий тянулись каменные площадки, дворы их мостились жженым кирпичом, поставленным на ребро, стены зданий тоже выкладывались из жженого кирпича, украшались арками, мощными сводами и нишами; мечети при медресе венчались огромными каменными куполами, и все это покрывалось цветными глазированными изразцами. Над зодчеством и украшением медресе работали всегда лучшие мастера, и возведение этих великолепных строений должно было увековечивать славу строителей и правителей, давших средства на это».
Так начинается вторая книга «Воспоминаний» устода Садриддина Айни. Эта книга называется «В городе» и целиком посвящена Бухаре, ее чиновникам, учащимся медресе, торговым рядам, правам и обычаям того времени. Особенно характерна и бесценна первая глава — «Мир-Араб». Из нее мы узнаем о методах обучения вообще в Средней Азии и, в частности, в городе Бухаре, не изменявшихся на протяжении четырехсот лет, о причинах зарождения движения джадидов — организаторов новометодных школ, представителей мелкой буржуазии, а также о причинах бухарской революции.
«…Но наружное великолепие прикрывало внутреннее убожество бухарских медресе. Большинство основных помещений, — пишет устод, — где протекала жизнь учащихся, было убогими, темными, тесными кельями, где два человека обычно помещались с трудом. Эти кельи имели одну только дверь, через которую проходили люди, воздух и свет. Всякие другие отверстия, вроде окон или бойниц, были лишь в немногих кельях.
Готовили пищу, умывались, складывали дрова и уголь при входе в эти каморки, и дым из очага выходил через ту же дверь, потому что строители часто забывали о дымоходе.
Эти старые медресе, построенные три или четыре столетия назад, доныне удивляющие нас своим великолепием, как бы олицетворяли феодальный строй, внешне нарядный, величественный, сверкающий, а внутри темный, удушливый, смрадный, невыносимо тесный. В этих зданиях выражены лицемерие и жестокость феодализма, то средневековье, которое в России давно изучают по книгам в музеях, а я видел сам, пережил и перестрадал, прожив в нем половину своей жизни».
Год в медресе начинался в месяце мизон (22 сентября) и заканчивался в месяце хамал (22 марта).
Изучали арабский язык — морфологию и синтаксис, логику, риторику, естественные науки в богословском понимании, правила омовения, поста, похорон, паломничества в Мекку, зякет, порядок купли и продажи, правила рабовладения и освобождения рабов, правила брака и развода и другие установления шариата: знания, необходимые для религиозной или государственной службы.
Математику, литературу, историю и родной язык изучали на стороне, кто где мог, или вовсе не изучали: знание этих предметов считалось ненужным, даже вредным.
Всякий окончивший начальную школу не умел ни читать, ни писать — был неграмотным. Ученик находил себе учителя в своем медресе или в другом — не важно — и проходил книгу «Бидон» — арабская грамматика на таджикском языке, потом «Начало науки» — основы ислама, арабскую морфологию — по книгам «Муиззи» и «Занджони», синтаксис — по «Авомил», и на все эти книги уходило три года. Изучив эти книги, учащийся переходил к пятилетнему курсу и изучал книги «Шархи мулло» Абдурахмана Джами, «Кофия» — арабский синтаксис, книгу логики «Шамсия», «Хошияи Кутби» (толкование «Шамсии») — годичное занятие, изучение метафизики по книге «Акоиди Насафи».
Четыре года изучали толкование «Акоиди». Два года изучали логику и метафизику по книге «Тахзиб», два года уходило на книгу «Хикмат-ул-Айн» — сверхъестественные науки, два года на «Мулло-Джалол».
Проучившись девятнадцать лет, мулла не умел порой ни писать, ни читать. В год проходили около десяти строк и толкования к ним и толкования к толкованиям, один читал, остальные слушали и потом выкрикивали все, что услыхали. Кто кричал громче — тот считался умнее.
Ученик добровольно сам выбирал учителя, делал ему подарки и учился у него. Подарки учеников — единственный доход учителя, поэтому каждый из учителей стремился прослыть умным, хорошим и добрым учителем, чтоб иметь побольше учеников.
Поэзия не входила в программу обучения: если кто из учащихся и знал стихи, то только благодаря своей любознательности.
Итак, в 1890 году в бухарском медресе Мир-Араб стал учиться двенадцатилетний гиждуванец Садриддин. Жил он вместе с братом Мухиддином в маленькой келье под крышей на четвертом этаже. Изучал «Кофию»: одну главу — с Мулло-Абдусаломом, другую — с Мулло-Бозором, «Мухтасар и Викоя» — с Мулло-Авезом из Ходжента.