Айн Рэнд

Известно также, что Розенбаумы в той или иной степени соблюдали Шаббат – праздник субботы. По еврейской традиции Шаббат начинался в пятницу вечером и продолжался до вечера субботы. В течение субботнего дня была запрещена любая трудовая деятельность, не разрешалось зажигать огонь, топить печь и включать электрическое освещение. Но если освещение было включено до наступления пятничного вечера, его оставляли на весь следующий день. Перед началом праздника, во время вечернего богослужения, торжественно зажигались свечи, читались особые молитвы и произносились благословения. Затем начиналась обильная трапеза (сеуда), на которую полагалось приглашать родственников и знакомых. Можно предположить, что по пятницам к Розенбаумам приходили многочисленные родственники.

Выполняли ли Розенбаумы полностью все предписания относительно ритуально чистой – кошерной – пищи? Думается, семья не придерживалась закона о необходимости разделять мясное и молочное и вряд ли выполняла все предписанные Талмудом (средневековым сводом правовых и религиозно-этических положений иудаизма) правила. Тем не менее едва ли юная Алиса Розенбаум имела возможность попробовать свинину до своего отъезда в Америку. (Впрочем, нам неизвестно, как она относилась к запрету на употребление свинины после иммиграции.)

Вряд ли семья соблюдала все строгие еврейские посты и отмечала такие святые для иудеев дни, как Йом Кипур (Судный день), Шавуот (Пятидесятницу) и др. Маловероятно также, чтобы Розенбаумы регулярно посещали синагогу; во всяком случае, ни Айн Рэнд, ни Элеонора Дробышева об этом не упоминают. Однако нет никаких сомнений, что их родители хотя бы иногда туда захаживали и, скорее всего, порой брали с собой детей. В конце XIX века на Большой Мастерской улице (ныне Лермонтовский проспект, дом 2) в мавританском стиле была построена сохранившаяся до наших дней величественная Большая хоральная синагога, вмещавшая 1200 человек. Именно туда могли по большим праздникам ходить Зиновий Захарович и Анна Борисовна; при этом супруга должна была сидеть отдельно, в эзрат нашим – женской галерее на втором этаже.

Именно там в 1904 году состоялась их свадьба. В нашем распоряжении нет фотографий этого торжества, однако можно представить себе пышно одетых молодоженов, стоящих под хупой (свадебным балдахином на четырех столбиках) перед входом в великолепное здание синагоги. Затем раввин должен был прочесть два благословения: над вином и обручальное. После этого брачующиеся должны были отпить из бокалов благословленное вино. Зиновий Захарович надел на правый указательный палец невесты кольцо, торжественно произнес на древнееврейском: «Вот, с этим кольцом ты посвящаешься мне согласно закону Моисея и Израиля» – и разбил стакан, после чего под возгласы «Мазл тов!» («На счастье!») новоиспеченные супруги отправились в долгий совместный жизненный путь. Из архивных документов известно, что процедуру обручения и бракосочетания выполнил помощник главного раввина Яков Шохет, свидетелем со стороны невесты был петербургский мещанин Борух Лозовский, а со стороны жениха – витебский мещанин Якоб Вольцок. Анна Борисовна получила от жениха официальный документ на арамейском языке, названный в метрической записи «кетуба деорайса» – брачный договор по законам Торы (Моисеева Пятикнижия) с перечислением ее приданого[48].

Другая синагога, выстроенная в более строгом стиле, находящаяся на еврейском Преображенском кладбище, функционировала скорее в качестве места отпевания умерших (кстати, забегая вперед, отметим, что супруги Розенбаум были похоронены именно на еврейском кладбище Ленинграда, что также свидетельствует о сохранении ими еврейской идентичности до конца жизни).

Однако на Рождество квартиру Розенбаумов украшала традиционная рождественская елка. А вот праздновали ли они Хануку, приходящуюся практически на те же дни, неизвестно. Важно отметить также, что ни одна из их дочерей не посещала традиционную еврейскую школу-хедер, несмотря на то, что в 1910 году в Петербурге было аж 33 хедера. Религиозность в семье, равно как и любая активность, исходила от матери. По словам самой Айн Рэнд, Анна Борисовна была религиозна на «эмоционально-традиционный лад, основываясь не на убеждениях, а, скорее, вследствие верности религии ее матери». По мнению Энн Хеллер, вплоть до событий 1917 года мать хотела, чтобы ее дочки достигли значительного положения не просто в обществе, а именно в еврейской иерархии города.

Айн Рэнд нигде и никогда не говорила, сталкивалась ли она в России с юдофобией; более того, она утверждала, что проблема государственного и бытового антисемитизма никогда не обсуждалась в семье. Едва ли этому можно поверить. К примеру, в гимназию М. Н. Стоюниной, находящуюся в двух километрах от их дома на Невском проспекте, она и ее сестры были отправлены лишь по той причине, что туда принимали евреев без процентных ограничений. Исключено, чтобы об этом не знали и не говорили в семье.