— А если я посчитаю, что в агентстве возникла недружелюбная атмосфера к моей персоне, — вы меня вообще не увидите. — предупреждаю я, решив расставить все точки над «и» объяснением возможных вариантов развития событий. — Я военнослужащая. Уйду жить в казарму, будете видеть меня только на судебных слушаниях.
— Время службы в армии автоматически добавляется к сроку контракта. — сообщает мне ЮСон, всё так же задумчиво меня созерцая.
Я широко улыбаюсь ему в ответ, постаравшись, чтобы это выглядело как можно милее.
— Да. — киваю я. — Но подобное условие записано в контракте для парней. А я — девушка! И у меня в контракте нет этого пункта про службу, я смотрела!
Выражение лица ЮСона меняется с задумчивого на озадаченное.
— И у них — срочная служба, а меня армия — мобилизовала. — добавляю я ещё один интересный штришок к картине. — Это явный форс-мажор. Думаю, суд согласится с этим.
— Возьметесь душить меня штрафами, — не поеду на Грэмми. — перехожу я к следующему пункту в списке угроз.
— Не поедешь на Грэмми? — явно не веря, переспрашивает директор.
— Всё равно ничего не дадут. — объясняю я. — А лететь туда — это обалдеть сколько времени надо потратить. Никакого желания тащиться через половину мира, чтобы посидеть в массовке.
— Почему — «не дадут»? — интересуется ЮСон.
— У них там своих претендентов полно. Станут они ещё каких-то узкоглазых награждать. — объясняю я и даю более расширенный взгляд на ситуацию. — Все знают, что на Грэмми иностранцев награждают только из политических мотивов. Когда нужно «подмазать» дипломатические шестерёнки.
— «Подмазать»?
— Ага. — киваю я и поясняю, как именно это будет. — Возьметесь душить меня штрафами, — откажусь от поездки. Лягу в больницу, скажу СМИ, что истощена морально и финансово своим жадным агентством. Будете с правительством сами потом разбираться, как такое у вас вдруг вышло. Правительство ведь точно захочет — «смазать дипломатические шестерёнки» и не поймёт прикола, если «смазка» останется дома!
— А до этого, — стану каждую неделю жаловаться на нарушение своих прав в комиссию по делам несовершеннолетних и в трудовую комиссию на ненормированный рабочий день. — обещаю я. — Я же несовершеннолетняя!
После моих слов наступает тишина. ЮСон молча смотрит на меня, похоже, что-то решая. Я же думаю, — каких ещё неприятностей смогу организовать агентству, если решат «прессовать»?
— После того, что ты тут наговорила, — наконец произносит ЮСон. — Я, если я нормальный директор, я должен выгнать тебя с треском и не позволять приближаться к агентству ближе, чем на три километра!
Теперь приходит уже моя очередь обдумывать его слова.
— Знаете, господин директор. — удивлённо говорю я. — Честно говоря, начиная с вами этот разговор, совершенно не собиралась расставаться с агентством. Но сейчас, проговорив всё, пришла к выводу, что это самое правильное решение!