Ай-ай и я

Переговоры о съемке телефильма заняли почти три года, но завершились успешно, и весной 1985 года я впервые увидел Даррелла. Встреча наша состоялась в московской гостинице «Будапешт». Я хорошо представлял себе внешность Даррелла по нескольким портретам в его книгах, но не учел, что пролетели годы и годы непростой жизни, и поэтому был не совсем готов к встрече. Тем не менее узнал я его мгновенно: в холл вошел крупный, грузный человек с загорелым, обветренным лицом, на котором особенно контрастно выделялись совершенно белая борода и светло-голубые, по-настоящему лучистые глаза. Во всей его осанке чувствовалось спокойствие, особое ощущение собственного достоинства и даже какая-то властность, так что окружающие казались какими-то мелкими и суетливыми. Я заметил, как глаза всех сидящих в холле устремились на Даррелла, как люди начали перешептываться и переглядываться, безошибочно угадывая неординарность вошедшего человека. (Точно такое же почтительное любопытство я наблюдал в Кении по отношению к Бернгарду Гржимеку, когда мы с ним появлялись в общественных местах.) Мы дружески обнялись, и с той минуты наконец возникла уже настоящая личная дружба. Вместе мы побывали в Астраханском заповеднике, проехали Калмыкию в погоне за сайгаками, много гуляли по Москве — и говорили, говорили, говорили… Нам было о чем говорить. И теперь я могу с полной ответственностью сказать, что знаю Даррелла лучше, чем кто-либо другой в нашей стране.

Программа пребывания Даррелла в Советском Союзе была насыщенной и утомительной. Помимо посещения ряда труднодоступных заповедников (Дарвинского, Баргузинского, Таймырского и многих других), где велась съемка телефильма, помимо осмотра различных архитектурных и исторических памятников в Москве, Самарканде, Бухаре, Рязани и других городах, помимо внимательного знакомства с Московским зоопарком и Птичьим рынком, Даррелл принял участие в бесчисленных официальных и неофициальных встречах с российскими поклонниками его книг. Для каждого у него находилось теплое слово, каждому он оставил автограф на книге. Думаю, что он оставил автограф не менее чем на тысяче книг!

Надо заметить, что организована поездка была на редкость хорошо. В каждом из посещенных Дарреллом заповедников его с нетерпением ждали и подготовили для показа наиболее интересные, часто уникальные природные ситуации и объекты. Самые редкие звери и птицы, самые красивые уголки природы — все демонстрировалось сотрудниками заповедников с любовью и гордостью, с желанием как можно больше рассказать о природе нашей страны. И Даррелл понял и оценил по достоинству это стремление — в роскошной книге «Даррелл в России», иллюстрированной великолепными фотографиями, он с восторгом отзывается и о самой природе России, и о людях, которые изучают и охраняют ее.

Но далось Дарреллу это путешествие нелегко. Тысячи и тысячи километров в самолете, на автомобиле, на вертолете, на катере, на моторных лодках, а иногда и верхом, в жаре и в холоде, часто в непроглядной пыли степных и пустынных дорог. А Дарреллу тогда уже было за шестьдесят, и здоровье у него было отнюдь не блестящее. Но он ни на минуту не терял живого интереса к окружающему, и чувство юмора не покидало его ни при каких ситуациях. Помню, как после мучительного переезда из Астрахани в глубь степей Калмыкии, когда на лицах у всех лежал сантиметровый слой тончайшей пыли, на мой вопрос о самочувствии Даррелл слабым голосом ответил: «Жив еще. Пока жив!» И тут же стал восхищаться белой парадной юртой, которую местные власти поставили для него среди безлюдной степи.

Для меня же все путешествие и общение с Дарреллом интересны были прежде всего как возможность проверки тех представлений о нем, которые сложились у российского писателя на основании его книг. И я убедился в справедливости нашей оценки. Он действительно оказался замечательным, поистине незаурядным человеком, мягким, добрым, благожелательным и в каком-то смысле восторженным, каким рисовался в нашем воображении. Буквально у каждого, кто с ним беседовал или просто задавал ему вопросы, невольно оставалось чувство соприкосновения с большим другом, понимающим самые интимные движения души и чутко отвечающим на них. Это очень и очень нечастый дар.

В этом кратком очерке следовало бы упомянуть о Даррелле как о писателе. Но, вероятно, у российского читателя мнение уже сложилось без моих комментариев. Я хотел бы только привести высказывание знаменитого английского писателя Лоуренса Даррелла, его старшего брата, человека ироничного, даже желчного, и уж отнюдь не любителя животных: «Маленький дьявол прекрасно пишет! Его стиль по свежести напоминает листья салата!»

Отрадным фактом следует признать то, что издательство АРМАДА публикует полное собрание сочинений Даррелла. Для нового поколения любителей природы, натуралистов это будет замечательным подарком.

В. Е. Флинт

Ай-ай и я

^{Gerald Durrell}

^{THE AYE-AYE AND I}

^{Перевод с английского С. Лосева}