Ай-ай и я

Наконец мы добрались до деревни, где предполагали найти профессора Ролана Альбиньяка — нашего старинного приятеля, основавшего заповедник «Человек и биосфера», где нам предстояло работать. Но эта встреча, как и большинство из намечавшихся на Мадагаскаре, не состоялась, а местные жители, как всегда, были готовы прийти на помощь и сообщили массу новостей о нашем друге. Кто сообщил, что он вот-вот прилетит на самолете, кто поведал, будто он вот-вот приедет на автомобиле, кто-то слышал, будто он приплывет на пароходе; он был там-то, он был здесь, он в Париже, он вообще никогда не приедет.

При такой противоречивой информации мы сочли за лучшее пообедать в местном отельчике, лелея крохотную надежду, что профессор все-таки объявится. Если же нет, то нам надо было спешить дальше: следующий на нашем пути паром зависел от прилива. Кстати, об этом пароме и о приливе мы тоже получили лавину самой противоречивой информации.

Подкрепившись скромным, но плотным завтраком из свежей рыбы, курятины и неизменной миски риса, без которой, судя по всему, не обходится ни один обед на Мадагаскаре, мы тронулись в путь. А путь предстоял неблизкий, и, к нашему огорчению, чем дальше, тем хуже делалась дорога и тем медленнее мы продвигались вперед, так что когда наконец добрались до реки, небо уже подернулось нежным оттенком зеленого, а тени зловеще вытянулись.

К вящей радости, паром был на нашем берегу, но паромщиков беспокоило, что начинался отлив и вода в реке быстро спадала. Если уровень окажется слишком низким, мы попросту не сможем съехать на тот берег и вынуждены будем дожидаться нового прилива — перспектива не особо соблазнительная, потому как наши подушки и ламба, не говоря уже о соломенных матрацах, были тщательно упакованы и в поисках их нам пришлось бы перерыть все машины; еду мы, кстати, тоже запрятали глубоко. Мы быстро погрузились на паром (к счастью, он был достаточно велик и мог взять две машины сразу), и паромщики спешно повезли нас через темнеющую реку. Добравшись до противоположного берега, мы, к своему ужасу, обнаружили, что вода спадает гораздо быстрее, чем нам поначалу казалось, и что съехать просто невозможно: паром пребывал на три-четыре фута ниже причала. Ничего страшного, сказали паромщики, можно будет причалить и на небольшой пляж в пятидесяти ярдах ниже по реке.

Для полного счастья еще пошел дождь — хоть и не сильный, но и его хватило, чтобы промокнуть до нитки.

Мы достигли песчаного пляжа и, к нашему облегчению, благополучно причалили. Паромщики тут же погнали паром за остальными; мы послали им весточку, что едем в деревню, лежащую в четырех милях дальше, и к их прибытию успеем приготовить ужин. Чтобы еще больше ободрить оставшихся, велели передать, что распакуем пиво. Итак, мы двинулись в путь сквозь моросящий дождь, нас бросало и било еще нещаднее, так как в темноте труднее было ориентироваться. Фары машин отбрасывали на дорогу самые причудливые тени, и определить, что впереди — валун или ухаб — становилось невозможным.

Когда мы наконец добрались до деревни, она вся была погружена во тьму, лишь слышался какой-то странный звук — очевидно, это храпели местные жители. Несколько собак встретили нас бессвязным лаем и сразу же отправились спать. Здешний отельчик представлял собой длинное, приземистое, малогостеприимное сооружение из дерева и бамбука и с бамбуковой же крышей. Впрочем, дородная супруга хозяина отельчика и остальные члены семьи отнюдь не выказали признаков неудовольствия или раздражения. Напротив, они повскакивали с постелей в самом добром настроении, готовые к услугам. Мы объяснили хозяйке, что в конечном счете нас будет одиннадцать душ и что у нас с полудня во рту не было маковой росинки. Стало быть, провианта нам нужно как на целый полк, а то с голодухи слопаем друг друга. В ответ она одарила нас широкой спокойной улыбкой, так же улыбнулась своим забавным, не по годам сообразительным детям и безмятежной походкой направилась в огород, гоня перед собой ребячью гурьбу.

Столовая, служившая одновременно и жилой комнатой, была вместительной и перекрывалась мощными деревянными балками, сквозь которые можно было разглядеть небрежно положенную бамбуковую крышу. Вся мебель — длинные стародавние столы из толстых неструганых досок и такие же длинные деревянные скамьи. В каждом углу горело по две маленьких керосиновых лампочки, отбрасывавшие тонкие струйки света, — более бесполезного огня я не видел за всю свою жизнь. Все было пропитано затхлым запахом горелой древесины, а стол был до того засален, что мы брезговали даже дотрагиваться до него. Видимо желая похвастаться (мол, и мы не чужды цивилизации), хозяева пригвоздили к стенам несколько плакатов: вот пара пышных блондинок рекламирует какой-то невероятный продукт (вкусив который скорее всего до срока вкусишь райское наслаждение), а вот странная для здешних мест панорама Нью-Йорка. Когда б не это, можно было бы подумать, что ты на доисторической английской ферме в эпоху сакских королей, которых звали как-нибудь вроде Кнут или Этелред.