Агрессия и катастрофа

Робкая демонстрация не отвлекала с польского фронта ни одного немецкого солдата, ни одного орудия или танка. Уже 12 сентября Гамелен решил приостановить даже это подобие наступления ("ввиду быстрого развития событий в Польше"). В своей инструкции No 4 он потребовал начать отвод войск из района "вблизи линии Зигфрида", который заняли французские войска, а вечером того же дня доложил высшему франко-британскому военному совету о необходимости приостановить атаки, которые "не могут больше повлиять на события в Польше".

В Лондоне господствовала та же атмосфера, что и в Париже. В этом очень быстро убедилась польская военная миссия, прибывшая в Англию 3 сентября и тщетно пытавшаяся в течение недели добиться аудиенции у начальника имперского генерального штаба Айронсайда. Когда же она была принята, то узнала, что может рассчитывать лишь на получение старых винтовок, и то через 5 - б месяцев.

Так складывалось положение, которое вскоре получило наименование "странной войны". Союзные руководители не верили в настоящую войну и рассчитывали на мир с Германией. Реальные политические намерения западных держав быстро стали вполне очевидными Берлину. Война объявлена, но не ведется! Оцепенение Мюнхена продолжается! Мюнхен действует! И фюрер 3 сентября отдал директиву No 2: "Целью ведения Германией войны остается прежде всего победоносное завершение операции против Польши... Основы ведения войны на Западе в соответствии с директивой No 1 остаются без изменения"{142}. Против Англии разрешалось только вступить в "торговую войну" на море. Против Франции на суше первыми начинать действия строжайше запрещалось: "Оставить открытие военных действий за противником"{143}. Аналогичный приказ получила и авиация.

На "линии Мажино" появился французский плакат: "Пожалуйста, не стреляйте, мы не стреляем". Сразу последовал немецкий ответ: "Если вы не будете стрелять, мы тоже стрелять не будем"{144}. Могло ли ждать германское военное руководство большего? Оно поняло: конечно же, и британский, и французский кабинеты объявили войну лишь формально, под давлением внутренних обстоятельств, вопреки своим планам и убеждениям, которые раскрылись достаточно полно не только в Мюнхене, но и во всей их послемюнхенской дипломатической игре. Англия и Франция не станут помогать Польше. Поэтому нужно быстрее нанести ей поражение, не вступая одновременно в военные действия на Западе, после чего повернуть фронт на Запад. Нужно ли говорить, нисколько действия Англии и Франции объективно играли на руку германской стратегии?

Здесь возникает важный вопрос, которого мы в плане нашей темы можем коснуться лишь в самой общей форме: а могла ли вообще Франция начать активные наступательные действия против Германии в сентябре 1939 г., чтобы оказать помощь Польше в соответствии со взятыми обязательствами?

Политические и военные лидеры Третьей республики, склонные поддерживать их историки позже дадут подробное обоснование военного бездействия Франции в те критические недели, когда вермахт всей своей силой обрушился на Польшу. Они будут говорить о неготовности французской тяжелой артиллерии, о слабости авиации, недостаточной обученности резервистов, о туристах, которые забили дороги Франции и которых нельзя было подставлять под удары авиации, и о других подобного же рода причинах и обстоятельствах, которые не позволили Франции наступлением на германский западный фронт помочь Польше.

Конечно, все это было. То есть хорошо, если бы у Франции имелось побольше тяжелых пушек, так как в принципе на войне "больше" всегда лучше, чем "меньше", а понятия "хватает" и "не хватает" более чем относительны. Неплохо бы ей тогда иметь массу более хорошо обученных резервистов, более современный авиационный парк, отправить туристов по своим странам и т. д. все это так. Но истина заключалась отнюдь не в этом.

Никогда ни одна страна перед войной не могла считать себя абсолютно готовой. Всегда что-то не кончено, недоделано, оставляет желать лучшего. И конечно, если проиграл войну - самое простое вспомнить все эти недоделки и нехватки и сослаться на них как на причину всех бед. Но есть один главенствующий критерий, который определяет все остальное: политика. Прежде всего необходимо поставить вопрос, и какой мере политический курс стимулировал или тормозил принятие эффективного военного решения, а затем определить, была ли военная неготовность столь значительной, что вынудила принять мало целесообразный военный план.

В данном случае степень военной неготовности отнюдь не тормозила военное выступление против Германии на помощь Польше, если имелось бы соответствующее политическое решение.