Агрессия и катастрофа

В Берлине знали о попытках Будапешта выйти из войны. Гитлер пригласил Хорти 16 апреля 1943 г. в тот же замок Клессгейм у Зальцбурга, где недавно принимал его румынского коллегу, и пытался отговорить от перемены политики. Предметом длительных рассуждений стала "Дунайская федерация". "Если уж 200 немецких дивизий, - говорил Гитлер, - не в состоянии остановить русских, то, само собой разумеется, пара английских или американских дивизий не могут и думать о том, чтобы успешно им противостоять... Никакой балканский союз Турции, Румынии и Венгрии не может равняться с русскими в большей мере, чем германский рейх с его 240 дивизиями. Сооружать восточный вал бесполезно, так как зимой он станет нереальным; остается только подвижная война, для того чтобы не дать русским паузы для отдыха"{1030}.

Гитлер через Хорти упрекал всех союзников в "разложении". Для них, союзников, заявил он, "ни психологически, ни духовно борьба против большевизма не по плечу". Соединения союзников, горько констатировал он, под ударами советских войск бегут назад, в то время как германские колонны строителей, транспортные роты и подразделения пекарей неделями сдерживают русских{1031}.

Третий рейх не мог обойтись без Венгрии: после Румынии она - важнейший поставщик нефти и сельскохозяйственных продуктов, особенно пшеницы. Через ее территорию проходили важнейшие коммуникации. Венгрия должна была оставаться в гитлеровской узде. Но позиция Хорти не внушала доверия. И, внешне признавая хортистскую Венгрию другом, гитлеровское военное руководство начало тайно готовить оккупацию всей территории союзника.

Германский генеральный штаб потерял веру в своего венгерского коллегу сразу после Сталинграда. Уже в начале января 1943 г. Кейтель решил отобрать из разбитой венгерской армии "лучшие кадры", подготовить три дивизии, а всех остальных отправить на строительство оборонительных позиций под Смоленском{1032}. Когда три дивизии будут созданы, их нужно срочно послать в Югославию, где партизанская война принимает угрожающие для всего стратегического тыла Германии размеры. Именно в таком духе 11 февраля Кейтель просил начальника венгерского генштаба Сомбатхельи использовать свои части после того, как они вновь обретут какую-то силу.

Но и здесь гитлеровские генштабисты получили отказ. Пережив Сталинград, генералы Хорти стали еще меньше, чем раньше, думать о задачах коалиционной стратегии. Дважды приглашал к себе Сомбатхельи немецкого представителя в Будапеште и растолковывал ему: венгерское правительство не может посылать войска против Югославии, ибо "в случае вражеского вторжения и переворота в Румынии необходимо держать силы в руках". Оба раза представитель вермахта недовольно морщился, обещая сообщить мнения господина шефа генерального штаба своему начальству.

"Вольфшанце" не оставалось в долгу. Гитлеровское командование даже не ответило штабу венгерской 2-й армии на просьбы улучшить снабжение. "Отсутствие ответа - тоже ответ", - философски резюмировал Сомбатхельи. Разбитым венгерским частям пришлось в феврале идти пешком с Дона под Гомель. Им не дали ни одного эшелона. Когда в последних числах февраля Сомбатхельи попросил у Кейтеля немного оружия для прибывших в Конотоп измученных частей разбитой 2-й армии, то получил отказ. Генеральный штаб сухопутных сил любезно уведомил своих союзников о приказе Гитлера в дальнейшем не поставлять Венгрии "никакого оружия и никакого снаряжения"{1033}.

Тем не менее хортистское правительство продолжало участвовать в войне, подчинив свою экономику интересам германского рейха и затрачивая огромные суммы на армию и военное производство. Оно обрушило террор на компартию, на трудящихся и на все прогрессивные слои, выступавшие против войны, за национальное и социальное освобождение.

Финляндия рассматривалась германским генеральным штабом как ценный союзник, хотя с ней не существовало формального договора, и финская реакция всячески старалась поддерживать лозунг "самостоятельного" участия в войне против Советского Союза.

Уже во время битвы под Сталинградом, понимая, что теперь карта Гитлера будет бита, финское правительство приступило к изучению вопроса, каким способом выйти из войны. На следующий день после разгрома 6-й армии, 3 февраля 1943 г., совет министров Финляндии собрался для решения этой проблемы, но возобладали реакционные силы, считавшие разрыв с Германией недопустимым. Кабинет был реорганизован. Риббентроп 26 марта потребовал письменной гарантии, что Финляндия ни при каких обстоятельствах не заключит сепаратного мира{1034}. 14 мая в ставку Гитлера прибыл финский начальник генерального штаба Тальвела. Он вел длительные переговоры с Кейтелем по общим вопросам ведения войны и сообщил, что отныне финская армия может проводить только чисто оборонительные мероприятия. На этой, основе финны начали противиться германским намерениям использовать финские аэродромы для авиационного наступления на Ленинград{1035}.