Агрессия и катастрофа

До конца 1937 г., благодаря широкой экономической помощи западных держав, развитию собственной индустриальной базы, укреплению торгово-экономических позиций и экономической экспансии, особенно в Юго-Восточной Европе, Центральной и Южной Америке, германскому империализму удалось добиться высокой экономической конъюнктуры. Однако непрерывное одностороннее развитие хозяйства, колоссальные инвестиции в военное производство не могли в конечном итоге не привести к вызреванию кризисных явлений.

Экономический кризис, охвативший в 1937 г. важнейшие капиталистические государства, обострил международную конкурентную борьбу. Германская экономика, которой вследствие форсирования промышленности вооружения кризис до поры до времени касался в незначительной степени, составляла сильнейшую конкуренцию Англии, Франции, США. Интенсивно растущие противоречия и конкурентная борьба привели к дальнейшему обострению антагонизма между Германией и другими капиталистическими странами{56}.

Хотя экономический кризис ввиду милитаризации экономики рейха наступил в фашистской Германии позже, чем в них, он грозил принять более глубокий характер. Гонка вооружений истощала финансовые ресурсы и сырьевые запасы, постепенно вела, к сокращению экспорта, быстрому снижению уровня производства продуктов потребления и в конечном счете грозила подорвать военное производство, во имя которого приносились все жертвы. Объем промышленной продукции нацистской Германии в 1938 г. стал постепенно снижаться.

Внутренний кризис грозил подорвать успехи внешнеполитического агрессивного курса и еще сильнее толкал фашистскую верхушку на путь военно-экономической экспансии, который она давно и твердо определила для себя как высшую цель своего существования. Концепция силы, лежавшая в основе нацизма как идеологии и государственной системы, рано или поздно должна была найти практический выход. Кризис стал одним из важных слагаемых в сумме причин, определивших тот факт, что именно в конце 1937 г. верхушка гитлеровской Германии пришла к выводу: час пробил.

На секретнейшем совещании в рейхсканцелярии 5 ноября 1937 г. в присутствии Бломберга, Фрича, Редера, Геринга и министра иностранных дел фон Нейрата Гитлер дал официальную установку на развязывание в ближайшее время войны за мировую гегемонию. "Будущее Германии, - заявил он, - зависит исключительно от разрешений вопроса о жизненном пространстве... Единственный выход, который в то же время может показаться фантастическим, заключается в приобретении большего жизненного пространства... Германский вопрос может быть решен только путем применения силы, и это никогда не обходится без риска... Ясно, что мы больше ждать не можем". И фюрер объявил: его непоколебимое требование "разрешить проблему жизненного пространства для Германии не позднее 1943-1945 гг."{57}

Тайное заседание в огромном "рабочем кабинете фюрера", расположенном в новой рейхсканцелярии, осенним вечером 5 ноября 1937 г. наполнено особым смыслом... Да, по странной иронии истории, фюрер именно к 1945 г. "разрешил проблему жизненного пространства", но с прямо противоположным задуманному результатом. И, вероятно, без грубой ошибки можно сказать: если в тот вечер было окончательно решено перейти к военным методам достижения внешнеполитических целей, к агрессии, то и тогда же был сделан первый шаг по длинному пути к будущей катастрофе.

II

Мы не ставим своей целью дать развернутую характеристику завоевательной программы нацизма. Этот вопрос всесторонне исследован в целом ряде трудов историков-марксистов. Мы хотели бы в плане нашей темы отметить лишь тот факт, что германской военой верхушке наряду с фашистской политической элитой и монополиями принадлежало первое слово в определении главных аспектов программы.

Идеология германского милитаризма, его давние экспансионистские, колониальные планы существенно влияли на все те агрессивные внешнеполитические решения, которые принимались Гитлером и его политическими советниками. Конечно, в среде высшего генералитета имелись отдельные лица, которые не во всем и не полностью разделяли агрессивные устремления нацизма. Мы уже говорили о генерале Беке. Он не был одинок. Но столь же очевидно, что этими людьми двигали отнюдь не какие-либо гуманные соображения, их меньше всего можно было причислить к "сторонникам мира". Известно, что германский милитаризм никогда не производил на свет подобные феномены, а понятие "длительный мир" могло вызвать лишь усмешку "настоящего солдата фюрера".

Речь может идти лишь о том, что отдельные представители германской военщины достаточно трезво понимали, какие последствия может сулить Германии развязанная ею мировая война. Они сумели отдать себе отчет, что в результате такой войны Германии гораздо легче все потерять, чем что бы то ни было приобрести.