Агрессия Ада

Сбросив плащ, широко расставив ноги, Ярополк стоял посреди церкви. Он раскрутил перед собой меч Гюряты, с которым тот пришел в церковь, и уверенно пошел вперед.

Его слова были законом, и мрачные фигуры отступили в стороны.

- Ты не боишься, что я убью тебя? - Гюрята усмехнулся.

- О да, ты всегда лучше меня владел мечом. Но, брат мой любимый, за то время, что мы не виделись, я очень сильно прибавил.

Крутя мечами, они медленно сходились. Лязг первых пробных ударов огласил своды. Тяжелые двуручные мечи в руках братьев казались невесомыми перышками. Молча, все более распаляясь, они наносили и отражали удары. Гюрята сразу почувствовал опытную руку, руку большого мастера.

Все его хитрости разбивались о мастерство Ярополка, как вода о камень. Кружась вокруг Гюряты, Ярополк забавлялся, будто кот с мышью. Обходя защиту, его меч уже несколько раз бил Гюряту плашмя. Это могло продолжаться до бесконечности, как вдруг с улицы в церковь вбежал стоявший там на страже.

- Владыка! В деревне какая-то суета! - Ничего не отвечая, Ярополк сделал прыжок в сторону. Его меч, чиркнув по полу, зацепил лежавший плащ и бросил в лицо Гюряте. Ослепленный Гюрята почувствовал, как обожгло ноги. Выпустив меч, он грохнулся на пол. Попытался вскочить и снова упал, застонав от дикой боли. Вместо ног были культи, обрубленные ступни ног так и стались стоять на полу.

- Несите солому! - Ярополк распоряжался, уже не обращая на Гюряту внимания. Все засуетились, забегали, внося и укладывая у стен охапки соломы. Меч Гюряты еще дрожал, воткнувшись в пол в метре от него. Широкая спина Ярополка, такая ненавистная, была рядом. Неимоверным усилием воли Гюрята бросил тело к мечу. Его пальцы уже обвили рукоять, когда Ярополк стремительно развернулся. Нечеловечески взвыв, Гюрята покатился по полу. Кисти же его так и продолжали висеть, впившись в рукоять меча.

- Ну добей же меня!!! - невыносимо страдал Гюрята, корчась на полу весь в собственной крови.

- Зачем? Ты и так погибнешь в огне. Ну а если тебя спасут, то ты будешь весь остаток своей жалкой жизни страдать неполноценным. Ты уже не опасен ни для кого, ты теперь лишь жалкое насекомое, - и, швырнув факел в кучу соломы, Ярополк вышел из церкви.

- Проклинаю!!! Не я тебя, так потомки мои все поганые всходы твои из земли вырвут! Проклинаю!!!

* * *

Тимофей с отцом уже были порядком окосевшие от всего выпитого.

- Ну?

- Что?

- Сгорел он? - Тимофей пьяными глазами посмотрел сквозь отца.

- Нет. Его вытащили сбежавшиеся на пожар. Между прочим, твоя мать и, стало быть, ты в каком-то колене, черт его знает в каком колене, его потомки. А то распятье, что у матери в комнате, рукоять его меча.

- Ну?

- Что?

- Ну, аАнфиска-то тут причем?

- А... Анфиска в каком-то, черт знает в каком колене, потомок Ярополка.

- А откуда ты знаешь?

- А вот здесь уже нужно вспомнить те события, которые случились тут, когда ты учился. - Отец сделал неопределенный мах рукой в сторону потолка.

- Ну?

- Что?

- Ну, дальше рассказывай!

- Сейчас, - и отец извлек полный пузырь самогона.

- Хоттабыч, - пробормотал Тимофей.

Ненависть, испытываемая матерью Тимофея к семье Анфисы, для всех была необъяснима. Да и она сама, пожалуй, не смогла бы ее объяснить. Повода вроде бы и не было, тем более, что Анфиса, всегда приветливая и обходительная, была всем в деревне по сердцу. Но вот не могла ничего с собой поделать мать Тимофея, и все тут. Вся ее сухонькая фигурка наливалась черной ненавистью при малейшем упоминании об Анфисе или о ее родителях.

- Бог с тобой, Авдотья, чего ты на них взъелась? - пытался угомонить жену Егорыч.- Ну, чем они тебе досадили?

- Не знаю, Степа. Разумом не могу этого понять, но уж больно душа моя их ненавидит. Чувствую всем нутром зло в них. Бесово они отродье, Степан, и никто меня не переубедит.

Сердце матери сразу почуяло зарождение чувства между Тимофеем и Анфисой. Это был удар. Все внутри нее восстало против этого. Всеми возможными и невозможными средствами пыталась она разлучить их, оградить Тимофея от Анфисы. Будучи женщиной умной, она придумала довольно хитрую затею.

По соседству с ними жила семья Трифоновых. Сын их, ровесник Тимофея Григорий был влюблен в Анфису. Вот и решила Авдотья использовать в своих целях этого ограниченного парня. Дело закончилось печально. Доведенный до исступления бесплодностью своих попыток завоевать сердце Анфисы и ее насмешками, Григорий решился на насилие. Но на его беду поблизости оказался Тимофеи. Дрались стиснув зубы. Обладавший от природы завидной физической силой, Тимофей жестоко избил его. Получи это дело огласку, дорого бы стоили Тимофею сломанные ребра и сотрясение мозга, полученные Григорием. Но, по вполне понятным причинам, родители Григория шума поднимать не стали. Григорий же затаил в сердце своем злобу и, подловя момент, стрелял в Тимофея из охотничьего ружья. Убить он его не убил, но две картечины застряли у Тимофея в плече.^ Григорий был изобличен и после суда, как в песне поется, поехал из Сибири в Сибирь.