Он все время говорил о смерти. Госпожа Юнге сказала ему, что, по ее мнению, вожди должны умирать в бою вместе со своими войсками, но он ответил, что риск слишком велик: его могут ранить и захватить в плен, а потом отдать на позор и унижения. Он твердил, что против его самоубийства возражать нельзя, ибо «других возможностей не осталось».
Вдруг все заметили, что запахло табачным дымом. В течение 12 лет никто не осмеливался закурить в присутствии Гитлера папиросу, сигару или трубку, а теперь это сходит безнаказанно. Даже Ева Браун, не курившая раньше, затягивается папироской, и фюрер не возражает против этого. Фюрера уже никто не боится.
Пришел Артур Аксман и пробыл у него около часу, но они говорили не о военных делах. Гитлер уже не думает о солдатах, проходящих мимо церемониальным маршем. Он чувствует себя покинутым. Те, кому он больше всего верил, оставили его: Фегелейн, Геринг, Гиммлер, Шпеер.
«Он совершенно отчетливо понимал, что наступила всеобщая катастрофа, — сказал мне Аксман. — Одно было несомненно: Гитлер знал, что для него настало время уйти из жизни».
В тот же вечер фон Лоринхофен и Больдт ушли из убежища будто бы для присоединения к армии Венка. На деле же они хотели уйти от гнетущей атмосферы и неизбежного разрушения убежища.
30 апреля 1945 года Гитлер в последний раз сел за стол вместе со своей женой, секретаршами и поварихой вегетарианской кухни фрейлейн Манциали. Мысли всех были заняты невидимым гостем, присутствовавшим за столом; разговор не клеился.
Около 3 часов пополудни Гитлер появляется в приемной под руку со своей женой. Бледность ее лица еще больше подчеркивается черным платьем. Гитлер одет как всегда: на нем черные брюки и форменный китель защитного цвета.
Хотя никто не говорил, что это — последнее прощание, комната тотчас же наполняется людьми. 28-го вечером Гитлер простился со своими слугами. Теперь он говорит слова прощания непосредственно своим приближенным. Он обходит весь ряд, пожимает всем руку и без всякого выражения на лице бормочет несколько слов, которых почти нельзя разобрать.
Жена Геббельса внезапно бросается на колени и начинает умолять его отказаться от своего решения. «Другого выхода нет», — отвечает Гитлер. Затем он обращается к Геббельсу: «На вас я возлагаю ответственность за то, чтобы наши трупы были немедленно сожжены». Все стоят, как окаменелые, пока Гитлер под руку с женой не уходит, с трудом передвигая ноги.
Госпожа Юнге замечает вдруг детей Геббельса. Они стоят на ступеньках лестницы, ведущей в другую часть убежища, расположенную немного выше. Она бросается к ним. Для детей жизнь в убежище была интереснейшим приключением. Они забавлялись тем, что считали взрывы бомб и снарядов и старались до взрыва определить, где снаряд или бомба упадут. Потом они рассказывали Гитлеру о результатах своих подсчетов. Неужели они пришли как раз к дяде Адольфу, как они его называли?
Вдруг раздается громкий выстрел, и звук его отдается под сводами. Один из мальчиков кричит: «Вот прямое попадание!» Этим выстрелом Гитлер покончил с жизнью.
Еще не успело смолкнуть эхо, как Артур Аксман и Геббельс уже у двери в комнату Гитлера. Они врываются туда, но невольно отшатываются при виде ужасной картины. Гитлер и Ева Браун мертвы. Она приняла яд. Гитлер выстрелил себе в рот.
Штурмбанфюрер Линге обернул одеялом верхнюю часть тела и окровавленную голову Гитлера и с помощью доктора Штумпфэггера снес тело вверх по лестнице, в сад имперской канцелярии.
Ева Браун тоже хотела застрелиться. Но после того, как она приняла яд, револьвер выпал у нее из рук. Он лежал на полу. Оказалось достаточно одного яда.
Огромный Отто Гюнше, которому Гитлер поручил сжечь их трупы, вынес Еву Браун и положил ее рядом с Гитлером.
Гюнше и шофер Гитлера Эрих Кемпка вылили на трупы содержимое 5 бензобаков и опять вернулись ко входу в убежище.
В комнате рядом со спальней Гитлера сидело несколько человек из его личной охраны. Без малого в 3 часа Гюнше выпроводил их оттуда. Один из этих солдат, Герман Кар-нау из отряда уголовной полиции при ставке, вышел из убежища и дошел до входа в имперскую канцелярию. Он передал только что полученный приказ своему товарищу
Хилько Поппену и подошел через зимний сад к запасному входу в убежище. Здесь он оцепенел от ужаса.
Перед ним лежали тела Гитлера и Евы Браун. Одеяло, наброшенное на труп Гитлера, сдвинулось, и было видно залитое кровью лицо. В этот момент горящая тряпка, брошенная Гюнше из входа в убежище, упала на трупы, и они моментально вспыхнули.
Карнау бросился бегом к своему товарищу Поппену и сообщил ему, что «фюрер умер, и тело его сжигают в саду». Потом Карнау вернулся в сад, где еще пылало пламя. Когда огонь погас, Карнау тронул трупы ногой, и прах рассыпался.
Около 10.30 пришел группенфюрер Раттенхубер из караульного помещения и вызвал несколько надежных людей, чтобы похоронить останки Гитлера и Евы Браун. Через 20 минут гауптшарфюрер Кольке вернулся и доложил, что приказ выполнен.