Во время этой встречи Гитлер произвел на меня тяжелое впечатление своим внешним обликом совершенно больного и подавленного событиями человека. Лицо было бледное и распухшее, голос слабый. Беседу начал с того, что спросил меня, как я оцениваю создавшееся положение.
Я доложил мои опасения в отношении внешних флангов моих армий — южнее Брно и в районе Коттбус и предложил отвести войска с выступа Брно — Моравска Острава, а также снова просил разрешить сдать Бреслау. Я сказал, что положение моей армейской группировки становится с каждым днем все более угрожающим, дух войск упал и они не выдержат больше при наметившейся опасности окружения.
В ответ на это Гитлер категорически заявил мне, что фронт должен устоять. Удержание Чехословакии, говорил он, с ее промышленным и экономическим потенциалом является и остается решающим. Материальная база Чехословакии крайне необходима для сопротивления в районе Альп, ибо одних вывезенных туда складов оружия и продовольствия недостаточно. Кроме того, Чехословакия является форпостом, защищающим подступы к «Альпийской крепости».
Бреслау, говорил фюрер, также должен держаться, иначе освободятся связанные там русские силы и будут представлять дополнительную угрозу.
В этой беседе Гитлер впервые заявил, что он не видит возможности для выхода из войны военными средствами, однако он питает надежды на политические возможности. Он считал необходимым продолжать военные действия так долго, пока не будет достигнута выгодная для Германии политическая ситуация для выхода из создавшегося положения.
На мой вопрос, имеется ли гарантия или какие-либо определенные признаки того, что у нас есть возможность выхода из войны, Гитлер ответил, что если мы сумеем затормозить русский натиск, то по имеющимся признакам вполне возможно прийти к частичному политическому соглашению с противниками на Западе, и прежде всего с англичанами. Однако эта возможность, продолжал он, представится нам лишь в том случае, если мы будем вести переговоры, имея достаточно сильные вооруженные силы.
Далее Гитлер сообщил, что им принято решение об отводе всех немецких войск с запада на восток с целью перенести весь центр тяжести против русских, а Кребс добавил, что об этом уже дано распоряжение командующим 9 и 12 германских армий на англо-американском фронте генералам Бусе и Венку. Гитлер заявил, что пассивное поведение западных противников, особенно их авиации, наблюдавшееся в последнее время, оправдает этот риск. Он выразил уверенность, что в результате проведения таких мероприятий стабилизируется положение в районе Берлина и усилится наше сопротивление на юге.
Тогда же Гитлер мне прямо сказал, что он намерен в надлежащий момент покончить с собою, чтобы не являться помехой в переговорах о сепаратном мире с одним из противников Германии.
Я пытался убедить Гитлера в необходимости выехать из Берлина в район Зальцбурга, мотивируя свое предложение тем, что с его смертью невозможно какое-либо действительное продолжение борьбы. Я говорил ему, что успешное сопротивление в зоне Альп требует его личного присутствия и что его смерть будет означать конец Германии. Тогда и каждый из нас должен решить, остаться ли ему или же покончить с собой.
Гитлер мое предложение категорически отклонил и заявил буквально следующее: «Нет, ни в коем случае. Со мной обстоит дело иначе. Вы должны это понять. Полководцы должны остаться. Выехать из Берлина я не могу. Я взял обязательство перед войсками, что Берлин останется немецким. Падет Берлин, тогда я не останусь в живых. Я являюсь также главным препятствием на пути к дипломатическим переговорам. Пусть Геринг, Гиммлер или кто-либо другой договорится с англичанами...».
Затем Гитлер поставил меня в известность о том, что им составлено политическое завещание, которое он мне наряду с другими указаниями намерен в ближайшие дни направить со специальным курьером. О содержании этого документа он мне тогда не сказал, заявив только, что в нем, в частности, указаны мои задачи по организации и руководству сопротивлением в Альпах.
Единственной надеждой была возможность заключить соглашение с Англией и Америкой; их бездеятельное поведение на фронте подтверждало эту возможность. Высказывание Гитлера, что эта надежда имеется, если мы будем вести переговоры с оружием в руках, казалось мне убедительным. Поэтому я принял решение, согласно приказу фюрера, любой ценой удержать фронт.