Грайм и Райч были глубоко поражены сообщением об измене Геринга. Как сговорившись, они оба схватили руки Гитлера, прося позволить им остаться в бункере и своими жизнями искупить великое зло, какое Геринг нанес фюреру, германскому народу и самим воздушным силам. Они просили позволения остаться, чтобы спасти «честь» павших летчиков, восстановить «честь» воздушных сил, поруганную Герингом, и гарантировать «честь» их родины в глазах всего мира. Гитлер согласился на все это и сказал, что они могут остаться и что их решение долго не забудется в истории воздушных сил. Еще в Рех-лине было заранее условлено, что на следующий день прибудет самолет и вывезет Грайма и Райч из Берлина. Теперь, когда они решили остаться, не было возможности дать сообщение об этом. Тем временем из Рехлина высылали самолет за самолетом, которые по очереди сбивались русскими. Наконец, 27-го один Ю-52 с СС и боеприпасами сумел приземлиться на оси Восток-Запад, но так как Грайм и Райч намеревались остаться, был отослан обратно пустым. (Приказ об отстранении Геринга был дан из подземного главного штаба примерно 23-го апреля.)
21. Гитлер считает дело проигранным
Позже в тот первый вечер Гитлер вызвал Райч к себе в свою комнату. Она вспоминает, что его лицо было в глубоких морщинах и на глазах держалась все время пленка влаги. Очень тихо он сказал: «Ганна, вы из тех, кто хочет умереть со мной. У каждого из нас есть вот такая бутылочка с ядом. — И передал ей один флакон для нее самой и один для Грайма. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас попал живым в руки русским, и не хочу, чтобы они нашли наши трупы. Каждый отвечает за уничтожение своего тела так, чтобы не осталось ничего для опознания. Ева и я сожжем свои тела. Найдите и для себя свой способ. Передадите это фон Грайму?».
22. Райч в слезах опустилась на стул. Не потому, говорит она, что теперь знала, что ей самой конец, а потому как в первый раз услышала, что фюрер считает дело проигранным. Сквозь рыдания она сказала: «Мой фюрер, почему вы здесь? Почему вы лишаете Германию своей жизни? Если бы стало известно, что вы остаетесь в Берлине до конца, народ был бы поражен ужасом. «Фюрер должен жить, чтобы могла жить Германия» — так говорит народ. Спасайтесь, мой фюрер, это — желание каждого немца».
23. «Нет, Ганна, если я умру, то это будет за честь нашей страны, потому что я, как солдат, должен подчиниться моему собственному приказу, по которому я буду защищать Берлин до конца. Моя дорогая девочка, я не думал этого. Я твердо верил, что Берлин будет спасен на берегах Одера. Мы послали все, что имели, чтобы удержать эту позицию. Поверьте, что когда наши наибольшие усилия не привели ни к чему, я был больше всех поражен ужасом. Потом, когда началось окружение города, осознание того, что в Берлине еще находятся три миллиона моих соотечественников, заставило меня остаться защищать их. Оставаясь здесь, я верил, что все войска в стране последуют моему примеру и придут спасать город. Я надеялся, что они совершат сверхчеловеческие усилия, чтобы спасти меня и тем самым спасти три миллиона моих соотечественников. Но, моя Ганна, я еще сохраняю надежду. Армия генерала Венка идет с юга. Он должен и он отгонит русских достаточно далеко, чтобы спасти наш народ. Тогда мы опять встанем на ноги».