Агни

На кухне суетились старушки, как про себя их называла Аня. Суетились они, потому что стремились показать хозяйке, что ещё на что-то способны. Но, если прислушаться издалека… Аня уже знала, что у них не только глаза полуслепые, но и память у обеих очень плохая, а потому им вместе легче работать на кухне: что-то помнила-видела одна, что-то – другая.

- Что у нас сегодня на обед? – легко спросила она, стащив со стола ломтик от мелко нарезанного хлеба и тут же спрятав его в кармане.

Старушки обернулись к ней и запричитали в два голоса. Выслушав и узнав всё, что надо, Аня похвалила их и ушла. Обе не собирались выходить из кухни до вечера.

Зайдя в свою комнату, Аня собрала обрезки ткани, которые не выкинула после того, как подогнала платье для Кристал и раскроила второе для Лиссы. Затем взяла кувшин, который она, чтобы никто не видел, намеревалась наполнить из небольшого фонтанчика, устроенного во дворе при террасе. И захватила полотенце из своей умывальни. Этого, надеялась она, хватит на первых порах, чтобы привести хоть чуть-чуть в порядок Онору… Собирая необходимые ей вещи, она продолжала вспоминать инцидент на озере. Симпатичный мужчина. А если он врёт? Ну, в том, что он говорить не может? Если по каким-то своим причинам он предпочитает, чтобы окружающие его люди думали, что он не может говорить, а на деле с ним всё в порядке?

И вздохнула: «Не моего ума дело!»

Собрав всё в ту же корзину, с которой ходила на озеро, Аня снова заглянула к девочкам – в комнату Кристал, где оставалась после купания и Лисса. Девочки спали. Она осторожно, чтобы не грохнуть тяжёлой дверью, прикрыла её и заспешила во двор. Обогнув дом до торца, она очутилась перед дверью в подвальное помещение.

«Как в страшной сказке. Или в легенде, - размышляла она, открывая дверь и снова закрывая, чтобы никто не узнал, что она нарушила негласный запрет брата входить к Оноре в одиночку. – Бедная девушка спрятана в жутком подземелье и ждёт своего спасителя. Да ещё эта девушка… - Она резко остановилась на площадке после небольшой лестнички. – А если Онора взяла на себя часть моей колдовской отравы? Она же проводила ритуал! Наверное, хотела снять с меня отраву… И сама в него вляпалась? Но тогда… - Холодок по спине убедительно показал, что дело серьёзное. – Тогда… Если я до неё дотронусь… Если дотронусь, не перейдёт ли отрава снова на меня? И что делать, если вдруг перейдёт?!»

Но здравый смысл подсказал: «Если отрава снова овладеет мной, я же не буду знать об этом – судя по состоянию Оноры. Вон, как на неё отрава подействовала (если её состояние – это всё-таки действие колдовской отравы). Она ничего не понимает, не соображает… Бедный Никас… Опять ему проблемы…»

Аня постояла ещё немного, собираясь с духом. Она вспомнила хмурое лицо дина Таегана, и почему-то это мелькнувшее воспоминание подбодрило её.

Уже решительно Аня, взяв со стены факел, пошла по подвальному коридору, пытаясь сообразить, знает ли в глубине своей души Онора, что с нею? Почему она сумела закричать нечто осмысленное сегодня утром при виде именно Агни?

Все мысли отступили перед дверью, ведущей в жалкую каморку с невольной пленницей. Аня вдохнула, словно собираясь нырнуть в воду, усмехнулась сравнению и вошла… В комнате по-прежнему таился полумрак, который шарахался и мотался из-за неверного факельного огня. И по-прежнему здесь ужасно воняло как нечистотами, так и кровью: кажется, пленница то и дело пыталась вырваться из стягивающих её пут…

Оглядевшись и вспомнив движение Никаса, Аня сразу нашла настенные скобы и воткнула в них факел. Потом с минуту стояла, собираясь с силами, чтобы подойти к странной женщине.

Та так и не шелохнулась, хотя Аня привнесла в каморку свет. Хотя двигалась довольно шумно. Оставив корзину у входа, Аня взяла тряпки и кувшин с водой. Намочив несколько лоскутов, она приготовила сухие, сунув их в карман блузы. И наконец присела на корточки перед связанной женщиной. Разглядев, как именно волосы скрывают её лицо, Аня решилась: протянула влажную тряпку и коснулась лица Оноры. Та не шевельнулась и вообще ничем не показала, что чувствует холодное прикосновение. Ободрившись, Аня быстро протёрла ей лицо и снова на всякий случай отдёрнула руку, хотя Онора не могла бы до неё и дотронуться: руки были крепко примотаны к подлокотникам стула.

Отбросив тряпку в сторону, Аня взяла чистую и опять взглянула на женщину, чтобы присмотреться, с чего начинать следующий этап наведения чистоты. И чуть не упала задом: Онора смотрела ей прямо в лицо, в то время как её собственное лицо из безразличного постепенно начинало напряжённо кривиться в яростную, злобную гримасу.

Аня торопливо заговорила – негромко, чтобы не напугать женщину:

- Не бойся, не бойся…

Хотя боязнь и даже нарастающий страх чувствовала именно она: а если Онора закричит, как утром? Этого безумного крика Аня очень боялась. Не потому, что его могут услышать девочки: как уже поняла Аня, в доме из подвала крики не слышны. Нет, она боялась интонаций этого крика. Интонаций, пронизывающих всё её существо ужасом.