Агнесса. Том 2

Наутро Агнесса проснулась совсем с иным чувством, что и определило ее дальнейшее поведение. Она была уверена, что будет жить теперь в спокойном ожидании лучшего, она думала о том, что совершенно напрасно затевает это бесплодное выяснение отношений, постоянно терзает себя, когда на свете существует так много прекрасного, в каждом дне, в каждой минуте бытия. Быть может, в том виновато было хрустальное утро — ночью, оказывается, шел дождь, и теперь с веток, задеваемых ветром и крыльями птиц, то и дело слетали серебристо-прозрачные нити; отрываясь от выпрямлявшегося листа, пронзив воздух прощальным сверканием, падали в траву; солнце то тут, то там пропускало сквозь ветви свои лучи, и сей же миг, как только яркий свет касался свернувшейся в листе капли, вспыхивала, множась собственными лучиками, маленькая звезда. Свежий ветер могучей струей вливался из сада в комнату, переполнял, оживлял все вокруг; Агнессе показалось, что она хлебнула напитка забвения: вся прошлая жизнь начала покрываться туманом, исчезая в нем; боль осталась, она не ушла, но уже не ощущалась как боль свежей раны. Агнесса вдохнула полной грудью; в отличие от Орвила она верила в возрождение, больше того — она не верила в самую смерть того, что он считал погубленным навсегда. Не то чтобы она не осознавала сложность ситуации, просто бывают в жизни моменты, когда забывается то, что хочешь забыть. Это она знала, но знала и то, что сегодня — первое утро на земле. Такое состояние бывало у нее, может быть, пару раз в жизни. Все повторяется: было оно и тогда, в ее первый приезд сюда.

Слегка напевая, Агнесса легкой походкой передвигалась по комнате. Надела светлое ситцевое платье с короткими рукавами, стянула его как следует в талии широким белым поясом, который завязала сзади бантом с длинными, хорошо разглаженными концами, украшенную гвоздиками соломенную шляпку, белые туфли на каблуках. Она посмотрелась в зеркало и понравилась себе. В руки Агнесса взяла небольшую плетеную корзинку она намеревалась сходить на рынок, а заодно отправить письмо Орвилу. Он должен получить его как можно скорее и написать ответ, ожидание которого отныне станет смыслом ее жизни.

Агнесса понимала свое желание выглядеть хорошо, одеться красиво просто так, ни для кого, для себя — это была свойственная многим женщинам форма протеста, выражение обиды, самоутверждения и отчасти вызов.

Она спустилась вниз. На обвитой браслетом руке висела корзинка, другой Агнесса поддерживала волнующуюся при ходьбе юбку, спускавшуюся до самых лодыжек. Губы были пунцовыми, глаза блестели; когда Джек разглядел все это, на хмуром лице его появилась недоверчивая полуулыбка.

— Ты куда? — спросил он, не тратя времени на утренние приветствия.

— Надо же нам что-нибудь есть, — невозмутимо отвечала Агнесса, проходя мимо него. Щеки ее порозовели: она, мать семейства, отвергнутая жена, должная молить о прощении, нарядившись, идет на прогулочку. Ей стало стыдно при взгляде Джека, но стыдно не перед ним и не перед собой — перед Орвилом, не видящим ее сейчас Орвилом, который был далеко.

Джек отвернулся. Агнесса досадовала на то, что вчерашняя враждебность не исчезла. Но между тем, рассудила она, так сохранится нужное расстояние, и, возможно, наступит какой-то конец. И это — теперь она поняла исходить от самого Джека, а не от нее, тем более что выгнать его из дома все равно не поднялась бы рука.

Выйдя во двор, Агнесса оглянулась на особняк, окруженный сиянием солнца. Ей нравилось, что снаружи серые стены дома наполовину увиты плющом, оконные рамы выкрашены белой краской, а особенно то, что теперь она целиком только ее, эта маленькая крепость.

Агнесса шла по улицам, заставляя себя не углубляться в свои переживания. Агнесса думала о том, что всегда жила больше воображением, воспоминаниями и мечтами, не умея ловить сиюминутные удовольствия, пренебрегая настоящим. Она так мало, особенно в последнее время, наслаждалась простым и доступным: ярким солнцем, запахами океана, листвы. Еще в пансионе вместо того, чтобы носиться с подружками по саду, в редкие свободные часы сидела с книгой или за роялем. Чтение и музыка — единственное, что волновало ее и сейчас; возможно, оттого, что рождало новые чувства и мечты, мечты о будущем.

Ежеминутно она была счастлива, пожалуй, только живя с Орвилом, но и это, к сожалению, стало прошлым…

Агнесса совсем не думала о дороге, а между тем ноги сами вынесли ее к рынку. Забывшись, она опять ушла в себя и не замечала ничего вокруг. Очнувшись, она поняла, что после эти картины будут вспоминаться, приукрашенные воображением, как нечто потерянное и оттого бесконечно прекрасное. Потом, когда она уедет домой.