Агитбригада

Вопросы посыпались со всех сторон, а Михалыч прислонился к стене и ошеломлённо тряс головой.

— Да погодите вы! — рявкнул появившийся Кривошеин, — разгалделись. Чего пристали к человеку? Не видите, что-то стряслось! Идите работайте! Мы сейчас сами разберемся. Правда, дядя Савелий?

Но народ расходиться не спешил. Всех разбирало любопытство. Кривошеин ещё раз попробовал всех турнуть, и даже пригрозил СТК, но любопытные пацаны жаждали знать, что случилось, даже ценой личной свободы.

— Ну, Савелий, ты чего? — появился молодой воспитатель, вроде Иван Иваныч его звали, но точно не знаю.

Мастер потряс головой и вдруг выдал:

— Ты представляешь, Ваня, — хлопая глазами сказал он, — сижу я себе, работаю и тут вдруг на меня крыса набросилась.

— Покусала? — ахнул Иван Иванович, — покажи где? Тебе сейчас в больницу надобно!

— Да погоди ты, — отмахнулся мастер, — не покусала. Она встала на задние лапы и принялась плясать. А потом из-за буржуйки вышла другая и тоже начала плясать. Вы не представляете, как это страшно!

— А кричал ты чего? — с жалостью глядя на Михалыча, спросил воспитатель.

— Да вот они пляшут, пляшут, и тут залетела большая птица, вроде ворона, но больше, и как бросилась на меня, — ответил мастер, — я так испугался, что закричал.

— Мыхалыч, а ты сегодня к Никифоровне сколько раз ходил? — вдруг басовито прогудел Федька.

И все засмеялись.

Ну, молодец, Енох.

Еще пару таких «номеров» и СТК поймёт, что испорченный станок — дело рук пьяного забулдыги.

Нет, в данном случае мне его не было жалко. То, что он пьёт его отнюдь не оправдывает. Он испортил станок и свалил поломку на ребёнка. Это хорошо, что в Генку попал я, взрослый мужик. А был бы пятнадцатилетний подросток, да ещё, как я понял, не великого ума, он бы точно или сломался, или сбежал бы на улицу и стал вором.

Поэтому взрослого мужика, который ради своих пагубных страстей не пожалел ребёнка, я тоже жалеть не собираюсь. Ему нет места среди детей. Он социально опасен. Поэтому я добьюсь того, чтобы его отсюда уволили.

Иначе он может следующего ребенка и вовсе до суицида довести.

Пока всё шло неплохо. Я сдал экзамены, сдам чуть позже и остальные. К лету я должен выйти отсюда и забыть эту трудовую школу как страшный сон. Сидеть здесь постоянно мне не улыбается. Меня бесят эти их игры в дисциплину, иерархия и всё остальное. Больше всего бесит, что верхушка, СТК, по сути творят, что хотят и никто им слова не скажет.

Поэтому нужно здесь находиться поменьше. И пока я не получу аттестат, единственный шанс дистанциироваться отсюда — это агитбригада. Кроме того, когда мы были с Гришкой и ребятами в ресторане, я распробовал другую сторону жизни. Мне понравилось. Почти как в той, моей, жизни. Так что при желании и здесь можно довольно неплохо жить. Главное, разобраться, существуют ли деньги отца Генки на самом деле. Если же нет, продолжу дрессировать Еноха и нужно идти в казино, зарабатывать. Затем решить задачу вредного дедка и, после всего — в Париж!

Так размышляя, я пошел на обед.

В дверях столовой, явно меня поджидая, стояла Смена. Скрестив руки на груди, она психовала, ноздри её раздувались, глаза зло сверкали. Дождавшись, когда я зайду внутрь, она громко, на всю столовую, воскликнула:

— Капустин! Говорят, ты на мне жениться собрался? Это что, правда?

— Да погоди ты, Смена, — сказал я, нахмурившись, — Понимаю, что тебе уже невтерпёж, но ты бы сперва хоть школу закончила.

Народ в столовке грохнул от смеха.

Смена вспыхнула и выскочила вон.

А вот не надо быть такой ядовитой.

А днём я отправился домой к Генке Капустину. То есть, в тот дом, где он когда-то жил. Улица Дизельная в городе Nничем не отличалась от других, таких же улиц. Была она неприметная, серые коробки зданий прямыми линиями кучковались по обочинам мощеной булыжником дороги. Я нашел дом, где когда-то Генка жил с отцом, и вошел внутрь пропахшего кислой капустой, детскими ссаками и мышами подъезд.

Здание было двухэтажное и я поднялся по скрипящим ступеням наверх. Среди вещей Генки ещё утром я обнаружил ключ и бронзовый медальон с поблёкшим портретом женщины. Скорее всего это была генкина мать, я особо не присматривался, просто положил на место. А вот ключу я обрадовался, значит, смогу войти в дом, даже если новых жильцов и не будет.

Квартира была коммунальной. Капустиным раньше принадлежала одна комната. Мне Генкиной памяти, увы, не досталось и я, хоть убей, даже не подозревал, какая дверь из семи (их было аж семь!) была ихней.

Ну ладно, если чего-то не знаешь, можно воспользоваться методом научного тыка. И я в буквальном смысле этого слова принялся тыкать в каждую замочную скважину ключом. Не знаю, что я буду говорить, если кто-то из жильцов окажется дома и обнаружит меня за таким занятием, но другого выхода не было.

Проверив четыре комнаты, на моё счастье оказавшиеся пустыми, я таки нашел искомую дверь и благополучно отпер её.