— За агитбригаду культстроителей коммунизма! — одобрительно поддержал его Зёзик. — За нас!
Все весело чокнулись и дружно выпили.
Я хоть и пил шампанское, но пили мы много, а я не отставал от товарищей.
Хмель ударил в голову. Теперь даже подзатасканные дамы из подтанцовки кафешантана воспринимались как вполне даже симпатичные и миловидные женщины.
В кафешантан вошла новая девица, в шелковом коротком платье с пайетками и с заниженной, по моде, талией. На руках у неё красовались длинные чёрные перчатки, волосы её были уложены крупными волнами, а на шее красовалась длинная нитка жемчуга. Глаза и губы дамы были столь густо и ярко накрашены, что, казалось, она сошла с экрана чёрно-белого кино.
Она присела за столик, официант поднёс ей стакан зельтерской и какой-то салат, в котором она принялась вяло ковыряться, поминутно обводя томным взглядом посетителей кафешантана.
— Гля, какая Афродита! — восхищённо присвистнул Зёзик, — вот я бы её щя…
Но что он её «щя», Зёзик так и не договорил, мечтательно умолк на полуслове, пожирая девицу плотоядным взглядом.
— Да она на тебя даже не посмотрит, — беззлобно поддел его прямолинейный Караулов. — Такая краля.
— Ага, не в коня корм, — поддакнул Жорж и со смаком откусил свиной колбаски.
А у меня взыграл хмель пополам с гормонами. Потому что ничем другим объяснить то, что я дальше отчебучил, нельзя.
— Мужики! — сказал я, икнув, — ставлю червонец, что она будет моя!
— Да ты совсем с ума сошел, Генка! — хохотнул Гришка! — во даёт!
— Ну, а пусть! — не поддержал его Жорж, — ставлю тоже червонец, Генка, что она тебя отбреет за пару минут!
— И я ставлю! — включился Зёзик. — Что отбреет!
— Не отбреет!
— А вот и посмотрим! — заспорили мужики.
— Да вы что! — попытался внять голосу их разума Гришка, — откуда у пацана из трудовой школы такие деньги? Чем он их вам отдавать потом будет?
— А нечего мазу бросать, если так! — проворчал Зёзик и отхлебнул пива, которым он запивал водку.
Сделали ставки.
Чуть покачиваясь, я направился к девице.
— Девушка! Уже час я сижу и придумываю повод с вами познакомиться! — с обаятельной улыбкой заявил я, подойдя к столику вплотную, — но можно я хотя бы закажу вам чего-нибудь выпить?
— Даже не знаю… — явно растерялась она, окинув брезгливым взглядом мой неприхотливый наряд воспитанника трудовой школы.
— Да это я со съемок только вернулся. Не успел переодеться. В кино я снимаюсь, — на голубом глазу соврал я, — сами же знаете, какой там плотный график. Ведь вы же тоже снимаетесь в кино?
— Н-нет, — растерялась она. Взгляд её мгновенно преобразился на заинтересованный.
— Ужасно! — покачал головой я, — живёте с такой красотой и не снимались в кино! Я завтра же поговорю с режиссером! У нас как раз есть одна главная женская роль! Если позволите. Вы же позволите?
— Д-да, — пробормотала она, хлопая густо накрашенными ресницами.
— Нельзя лишать человечество права на счастье, — продолжал напирать я, — Они должны увидеть вас в этом фильме!
— А что за фильм? — оживилась девица и аж заёрзала на стуле.
— «Звёздные войны», — важно ответил я и добавил, — А можно я просто посижу пару минут здесь рядом с вами и помечтаю, что мы знакомы? Зато мне все в этом ресторане будут завидовать.
Девица хихикнула, и я тут же уселся рядом и сказал:
— Ваших родителей нужно объявить народными героями за то, что они создали такую восхитительную красоту! Так как вас зовут, вы говорите?
— Изабелла, — томно проворковала она.
Угум, она такая же Изабелла, как я Фердинанд Арагонский. Какая-нибудь Маруся или Оксана, — мелькнула молнией в голове мысль, но была тут же благополучно забыта.
А потом понеслось — я засыпал девицу комплементами, она млела и улыбалась. Я заказал нам выпить, и мы вполне мило болтали — арсенал пикаперского съема работал и в этом времени.
Нужно ли говорить, что это пари я выиграл и ночной кастинг на главную роль «Звёздных войн» прошёл дома у Изабеллы?
А вот утро не задалось. В школьной столовой пахло подгоревшим молоком, рыбьим жиром и щами из кислой капусты. Я сидел за столом и вяло ковырял пшённую кашу. Молочную. С пенками. Такую я ещё с детского сада моей прошлой жизни ненавижу.
Мерзость какая!
Голова болела невыносимо, гудела точно колокол в грозу.
Та, последняя бутылка шампанского явно была лишней. Жаль. Я привык ориентироваться на свой взрослый организм, каким был до попадания. А тельце этого мальчика явно не приспособлено для таких излияний. И даже молодость, и здоровье здесь не помогают. В будущем, нужно это учитывать.
Божечки, как же болит голова. И тошнит ужасно.
Я схватил стакан с напитком и глотнул. Тягучая сладко-приторная жидкость чуть не полилась обратно. Какао! Усилием воли я еле сдержал рвотный порыв.
А потом несколько минут сидел, пытаясь унять тошноту и головокружение. Что же всё так плохо-то, а?
— Капустин! — раздался над головой громкий и энергично-бодрый голос.
Я сдержал стон. Что же так орать-то?
— Ты почему пропустил воскресник?
Я поднял голову. Передо мной стоял Чуня.