Агентурная сеть

И все-таки в одном Копленд был прав: мы действительно отметили шестидесятилетие внешней разведки, только, конечно, не у меня дома (такую глупость может себе позволить полный идиот!), а в посольстве, и не двадцатого декабря, а накануне. И отметили таким образом, что даже в посольстве мало кто догадался, какое мероприятие проводилось в этот день в помещении резидентуры.

Еще за несколько дней я предупредил посла, чтобы он не назначал никаких мероприятий на это утро.

Посол был растроган моим приглашением, потому что это было проявлением абсолютного доверия к нему и готовности впредь и навсегда сотрудничать с ним самым тесным образом. Он был растроган вдвойне, потому что (он сам мне это сказал) до этого его никогда и никто, в том числе и Игорь Матвеев, не приглашал на подобные мероприятия. Он только поинтересовался, кого еще я собираюсь пригласить.

Когда я объяснил, что на такие торжества разрешается приглашать только посла и секретаря парткома (профкома), естественно, если он этого заслуживает, и спросил его совета, стоит ли приглашать Дэ-Пэ-Дэ, Гладышев понимающе посмотрел на меня и улыбнулся.

— Раз вы меня об этом спрашиваете, значит, вам не хочется приглашать Драгина?

— Не хочется, — честно ответил я.

— Ну что ж — вы хозяин, и это ваше право, — дипломатично ответил Гладышев, и в его словах я уловил явное совпадение наших взглядов на секретаря парткома и его место в коллективе посольства.

За десять минут до назначенного времени я позвонил послу и напомнил, что собираюсь за ним зайти. Гладышев подтвердил свою готовность, и ровно в десять я проводил его в резидентуру.

Вверенный мне личный состав встретил посла стоя. Гладышев окинул оценивающим взглядом рабочую комнату и застыл в изумлении, едва не открыв рот. А изумил его не накрытый женой Ноздрина стол, хотя на нем были художественно расставлены приготовленные Асмик Хачикян, пользовавшейся заслуженной славой великолепного кулинара, и другими женами блюда, от одного запаха и внешнего вида которых можно было захлебнуться слюнками (посол за свою карьеру видел и не такое!), а совсем иное.

Дело в том, что Колповский заблаговременно извлек из шкафов и всевозможных футляров, расставил на полках и включил всю свою многоцелевую аппаратуру. И вот теперь она вращала антеннами, светилась экранами и шкалами, мигала разноцветными огоньками сканеров, попискивала, потрескивала, пощелкивала и вообще всячески демонстрировала свои непонятные и оттого еще более впечатляющие возможности в борьбе с происками вражеских спецслужб.

Но это был только первый акт хорошо отрежиссированного спектакля! Во втором акте я зачитал поступившие из Центра поздравления от руководства ведомства и разведки, в которых делались ссылки на поздравления и добрые пожелания Центрального Комитета, Совета Министров и Президиума Верховного Совета, а затем огласил несколько приказов по личному составу: Хачикяну было присвоено очередное воинское звание «подполковник», Колповскому — «капитан», кроме этого Хачикян получил благодарность председателя КГБ, а Лавренов и Базиленко — благодарности начальника разведки за самоотверженную работу в условиях кризисной ситуации.

В конце я скромно сообщил собравшимся, что меня наградили медалью «За безупречную службу» 1-й степени. Этой медалью награждались сотрудники, прослужившие верой и правдой двадцать лет, не считая льготной выслуги, начисляемой за годы пребывания за границей, в зоне военных действий или в иностранной тюрьме.

Вся моя льготная выслуга была начислена только за загранработу, находиться в зоне военных действий, во всяком случае официально, мне не доводилось, в иностранных тюрьмах я пока, к счастью, тоже не сидел, но это все, как говорится, могло меня ожидать в будущем, хотя мне вполне хватало экзотики и всевозможных впечатлений без военных действий и иностранных тюрем, и потому я был рад этой скромной награде.

И, наконец, начался третий акт: Колповский достал из морозилки бутылку «Посольской» (все сотрудники резидентуры предпочитали виски, но посол любил именно эту водку, и мы пошли ему навстречу), поставил ее на стол, и она в считанные секунды покрылась толстой ледяной «шубой». В защищенном от возможного технического проникновения помещении резидентуры не было окон, с вентиляцией тоже было не очень, и в этом небольшом замкнутом пространстве влажность была еще выше, чем в находившейся за его пределами тропической стране.