Агентурная сеть

Времена, когда люди сотрудничали с разведками за идею, как это было, например, в 30-е и 40-е годы, когда основным мотивом сотрудничества являлся антифашизм, давно и безвозвратно ушли. Теперь ими движут, как правило, более земные и зачастую довольно низменные побуждения. А потому вербовать агентов приходится в основном из числа людей ущербных, закомплексованных, одержимых страстями или наделенных какими-то пороками, страдающих непомерным самомнением и, как им кажется, непонятых своим окружением, недополучивших причитающихся им благ и почестей за свои реальные или мнимые заслуги перед страной, которую они собираются предать, корыстолюбивых и беспринципных, превыше всего ставящих личную выгоду и собственное благополучие, злобных и мстительных, не умеющих прощать нанесенные им обиды и оскорбления, азартных игроков, ради сомнительного удовольствия готовых поставить на карту собственную судьбу и судьбу своих близких и наивно полагающих, что им удастся избежать возмездия за свои прегрешения.

Естественно, все перечисленные качества сосредотачиваются не в одном человеке, хотя случается, что и в одном их набирается столько, что остается только удивляться, как его еще Земля носит и почему до сих пор не раскусили те, кто по своей близорукости доверил ему государственные секреты. Но очень часто и одного какого-нибудь порока бывает достаточно, чтобы иногда сознательно, а еще чаще против своей воли оказаться на крючке у иностранной разведки.

Не было ничего удивительного в том, что „Ринго“ оказался нечист на руку. Нам было хорошо известно, что различного рода финансовые злоупотребления свойственны многим сотрудникам американской разведки, и присвоение в разумных размерах денежных средств, отпускаемых на оперативные расходы, в их среде не считается серьезным проступком. Об этом писали Филип Эйджи и Джон Стокуэл, порвавшие с ЦРУ и публично выступившие с сенсационными разоблачениями.

Но „Ринго“ явно превысил эти самые разумные размеры, и к тому же он присваивал деньги, предназначенные для стимулирования деятельности контрреволюционных организаций, то есть объективно снижал их активность. А это могло быть расценено как серьезное должностное преступление. При этом „Ринго“ обменивал валюту на „черном“ рынке, грубо нарушая тем самым законы сопредельной страны и подрывая ее экономические устои.

Двух таких фактов было вполне достаточно, чтобы поговорить с ним по душам!

В общем, разработка „Ринго“ продвигалась довольно успешно.

Это вселяло уверенность, что со временем наберется столько полезных сведений, что их хватит, чтобы скомпоновать криминальное досье, ознакомившись с которым, он станет покладистым и сговорчивым, как девица на выданье, внезапно узнавшая, что она чуть-чуть беременна.

Сколько раз в своей жизни я обжигался на всяких предчувствиях! Особенно в тех случаях, когда кажется — еще один шаг, одно небольшое усилие, и ожидаемый результат сам свалится тебе на голову, словно перезрелая папайя.

Так случилось и в этот раз! Стоило мне возрадоваться от мысли, что успешная вербовка „Ринго“ — всего лишь вопрос времени, как дело застопорилось и начались всевозможные осложнения.

Самые серьезные из них произошли после смены резидентов ЦРУ.

Мы давно располагали информацией, что в марте Гэри Копленд должен покинуть страну. Знали даже дату его отъезда. Эта информация не была результатом каких-то невероятных усилий или применения каких-то изощренных методов, хотя впервые была получена нами с помощью оперативной техники. Но прошло какое-то время, и об этом знали едва ли не все сотрудники американского посольства, знал „Атос“, так что, не будь у нас микрофона в кабинете американского посла, мы все равно бы ее получили и притом, вполне вероятно, по нескольким каналам.

Я часто по-доброму завидовал американским разведчикам, особенно тем, кто работал в Африке, потому что у них, по сравнению с нами, был ряд существенных преимуществ. И одно из них заключалось в том, что продолжительность их командировок не превышала двух лет, и только в исключительных случаях они задерживались на более длительные сроки.

Это была не столько забота об их здоровье, сколько та самая нормальная организация труда, которая у нас почему-то называлась научной. Давно известно, что, оказавшись на новом участке работы, в незнакомых условиях, человек примерно четыре-шесть месяцев привыкает, осваивается, приобретает опыт, и только потом начинает продуктивно работать. Этот продуктивный период длится год-полтора, потом начинается естественный спад, постепенно даже самая любимая работа приедается, превращается в тяжелую повинность. Нужно или менять характер работы, или рабочую среду.