В действительности это далеко не так, и жизнь сотрудников разведки, по крайней мере не отмеченных особым расположением судьбы (а таких большинство!), мало чем отличается от жизни обычных людей: на три четверти, а иногда и больше, она состоит из самой рутинной работы, интенсивность и полезность которой, как и получаемое при этом удовольствие, зависят порой от самых неожиданных обстоятельств.
В этой работе случаются всплески невероятной активности, когда разведчику приходится погружаться в нее с головой, и вынужденные простои, когда контрразведка обкладывает его со всех сторон, и различные паузы, когда он находится в «дежурном» режиме, в постоянной готовности по первому сигналу немедленно включиться в работу.
Одной из таких пауз является время летних отпусков. Для советских граждан оно длится с июня по сентябрь, потому что именно в эту пору им целесообразнее всего покидать Африку, чтобы не выбиваться из привычного климатического цикла. В другое время года выезжать из тропиков в холодные края не рекомендуется: отпуск длится два месяца, а реакклиматизация, на которую требуется от двух до трех месяцев, начинается не сразу, а только через три-четыре недели после приезда в Союз. Только организм начинает привыкать к низким температурам, как надо снова возвращаться в тропики и заново к ним адаптироваться, и эти климатические перепады не проходят бесследно! Недаром считается, что прерванная акклиматизация по своим последствиям для организма сродни прерванной беременности!
А тут еще каникулы и возможность подольше побыть с детьми! Вот и безлюдеют в летние месяцы советские колонии, замирает их лихорадочный пульс.
Но для разведчика повадки собственных соотечественников — не ориентир, он нацелен на иностранцев! А для них отпуск — тоже святое дело! И почти в это же время — с июля по октябрь.
Так возникает почти четырехмесячная пауза, во время которой разведывательная работа в значительной степени сворачивается и снова возобновляется где-то в середине сентября, накануне открытия сессии Генеральной Ассамблеи ООН, когда резко возрастает потребность в разведывательной информации.
Вот и этим летом мы спланировали отпуска сотрудников таким образом, чтобы не оголять полностью «линию фронта», дать возможность всем побывать в Москве и к возвращению из отпуска объектов нашего интереса быть в готовности продолжить с ними работу.
Первым, как я уже говорил, уехал Выжул, хотя для него эта поездка закончилась тем, что ему пришлось остаться в Союзе. Это решение было целиком в компетенции начальника африканского отдела. Когда он запросил мое мнение, я не стал брать ответственность на себя и ответил достаточно дипломатично, в том смысле, что не настаиваю на непременном возвращении работника, от которого в течение всего года у меня была одна головная боль, но оголять его участок мне бы тоже не хотелось.
А тут очень кстати под рукой оказался хороший работник, которому не дали визу в Тунис, и судьба Выжула была решена: в августе на его место в торгпредстве прибыл Юра Борисов.
Затем, в конце июня, в отпуск отбыли Хачикян и Колповский, а позже — Базиленко. Вместе с ним, по «случайному» стечению обстоятельств, улетел Шилов.
Через неделю после возвращения Хачикяна я передал ему дела и тоже отбыл в Москву. И только Лавренов и Ноздрин никуда не ездили и все лето оставались в стране. Ноздрину отпуск не полагался — радисты-шифровальщики в течение двух лет работают без отпуска. А Лавренова отправлять на отдых просто не рискнули: после случившегося с ним «прокола» местные власти могли закрыть ему въезд в страну, а потому, учитывая, что он провел в командировке более трех лет, было решено готовить ему замену, а его задержать до окончания срока.
Итак, к моему возвращению из отпуска весь наличный состав резидентуры был уже на месте…
Я мог вернуться на неделю раньше, но потом вспомнил, что как раз на конец сентября назначена отчетно-выборная конференция. Мое присутствие на ней было нежелательно по нескольким причинам.
Во-первых, я не без оснований опасался, что могу сорваться и выступить в прениях с резкой критикой в адрес Дэ-Пэ-Дэ. А это, как говорится, было чревато, потому что протокол этой конференции будут читать в ЦК, и мое выступление не добавило бы мне доброжелателей в высшей партийной инстанции.
Ну и во-вторых, не дай Бог, если в моем присутствии, буду я выступать или нет, Дэ-Пэ-Дэ «прокатят» и не изберут в партком! Тогда беды уж точно не миновать, потому что это будет однозначно воспринято как результат моей «подрывной» деятельности.
Чтобы не искушать судьбу, я пошел к начальнику отдела, изложил ситуацию, и он своей властью разрешил мне задержаться на неделю.
Посол, как истинный, а не липовый дипломат, поступил хитрее и тоньше: он заранее спланировал свой отпуск так, чтобы вернуться после перевыборов секретаря парткома.
Так мы своим отсутствием на конференции дружно продемонстрировали свое отношение к Дэ-Пэ-Дэ. Не имея возможности помешать его переизбранию, все, что мы могли себе позволить — это не участвовать в этом мероприятии.