Проснувшись, Иришка находила очередную записку и начинала ее читать. Если попадалась незнакомая буква, она обращалась к маме и, прочитав с ее помощью все слово, до следующей записки носила придуманное мной прозвище, пока как следует не запоминала все буквы. И так постепенно, побывав «мышкой», «зайчихой», «курицей», «черепахой», «стрекозой» и несколькими десятками других зверюшек, она выучила весь алфавит.
— Никакая я тебе не мышка! — внезапно возразила дочь, и я понял, что время, когда я, отвечая на ее вопросы, мог отделываться разными шуточками, безвозвратно ушло. Теперь с ней надо было разговаривать совсем в ином тоне.
— Маму с Ваней я заберу после отпуска, — стараясь не смотреть на Иришку, сказал я. — А вот тебе придется остаться с дедушкой и бабушкой. Ты же знаешь — в посольской школе нет пятого класса.
— Я не хочу оставаться! — решительно сказала Иришка. — Я хочу, чтобы мы были вместе!..
Сколько проблем возникало в семьях загранработников из-за того, что в странах с немногочисленными советскими колониями в лучшем случае были только начальные школы! Сколько детей отбились от рук только из-за того, что родители не имели возможности взять их с собой!
А в семьях разведчиков к возрастным и школьным проблемам прибавлялись еще всевозможные проблемы совершенно необычного свойства, связанные с их профессиональной деятельностью и спецификой пребывания в условиях заграницы.
Один мой коллега рассказывал, с какими трудностями он столкнулся, готовя своего семилетнего сына к выезду в первую загранкомандировку.
А главная трудность заключалась в том, что с самого рождения Вовка твердо усвоил, что отец работает чекистом, привык видеть его в военной форме и вообще помнил много такого, чего ребенок из простой советской семьи помнить не должен. Теперь же, когда отец закончил разведывательную школу и собирался ехать за границу под дипломатической «крышей», все, что было хоть как-то связано с его службой в органах госбезопасности, нужно было вытравить из Вовкиной памяти, чтобы он ненароком не проболтался и не расшифровал своего отца.
И вот на пару с женой мой коллега стал загодя внушать сыну, как он должен отвечать, если кто-нибудь поинтересуется профессией его отца: мол, никакой он теперь не чекист, а самый обыкновенный дипломат. А для пущей надежности Вовке устраивались периодические проверки, во время которых друзья отца под разными предлогами прощупывали, насколько прочно он усвоил отцовскую легенду.
Общими усилиями они так заморочили мальчишке голову, что тот вообще перестал соображать, что к чему, и потому разработал собственную тактику поведения во время подобных проверок. Сначала, когда подосланные отцом люди пытались различными хитростями вытянуть из него страшную тайну, Вовка ловко уклонялся от обсуждения «скользкой» темы, а когда ему это надоедало, лукаво спрашивал:
— А вы давно знаете моего отца?
— Давно, — отвечал очередной проверяющий.
— Тогда зачем задаете глупые вопросы? Вы же должны знать, где он работает!
Но еще более серьезная проблема возникла через четыре года, когда Вовка перешел в пятый класс, и родители были вынуждены оставить его у родственников, потому что в посольской школе было всего четыре класса. Как только родители собрались в свою заграницу, Вовка объявил «забастовку» и в знак протеста перестал ходить в школу.
Как потом выяснилось, кто-то из учителей (ох уж эти «педагоги»!) не иначе, как из зависти, внушил ему, что родители едут за второй «Волгой», а его просто бросают, потому что главное для них — как следует прибарахлиться, а на него им наплевать!
Какие только аргументы не использовал мой коллега, чтобы переубедить сына и вернуть его в систему народного образования! Но все было безрезультатно! Вовка отказался даже обсуждать эту тему и твердо стоял на своем:
— Раз мне нельзя ехать с вами, почему вы не остаетесь в Москве?
Убедившись, что просто так втолковать Вовке взрослые истины не удастся, мой коллега рискнул использовать последний аргумент.
— Ты умеешь хранить тайну? — спросил он сына.
Вовка только глянул на отца исподлобья и даже не удостоил ответа.
— Ну так вот, я не могу остаться в Москве, потому что еще не закончил свои разведывательные дела.
— Какие дела? — Вовке, видимо, показалось, что он ослышался.
— Разведывательные, — повторил отец.
— Так ты что — разведчик? — шепотом спросил Вовка, хотя разговор этот происходил дома, и кроме них, в квартире никого не было.
— Да, — шепотом ответил отец.
— Что же ты раньше темнил?! — возмутился Вовка. — Я же помню, что ты был чекистом! А потом вдруг стал каким-то дипломатом. Я же думал, что ты проштрафился и тебя выгнали. Я же уважать тебя перестал! — он обнял отца и заплакал.
Поплакав, он вытер глаза и спросил:
— А мама знает, что ты разведчик?
— Конечно, знает, — успокоил его отец. — Как же мама может об этом не знать?
Вечером, перед тем, как заснуть, Вовка позвал мать и, прижавшись губами к ее уху, спросил:
— Мама, а правда наш папа разведчик?
— Правда, сынок, — сказала мама и погладила его по голове.