– Где ты их взял?
– Мне велел воспользоваться ими отец. Он был в их окружении, когда выслушал новость, и когда передавал ее мне – тоже.
– Можешь ли ты сообщить мне больше подробностей про эту предполагаемую угрозу?
– Только то, что роль Лоубир кардинально пересматривается.
– Пересматривается?
– Следует ли ее сохранить.
Недертон обдумал услышанное.
– Спасибо. Я полагаю, ты разрешаешь мне передать это ей? Да я и не смогу от нее скрыть.
– Конечно. Для того я тебе и сообщил. Но абсолютно никому больше. Жене, например.
– И это все, что ты знаешь?
– Да, – сказал Лев.
– Прости, что говорю, но вид у тебя очень расстроенный, – заметил Недертон. – Из-за этого?
– Да нет, – ответил Лев. – Я должен был тебе сказать. Не в последнюю очередь потому, что тебе самому может грозить опасность как ее сотруднику. В остальном я не особо при деле. Чейни-уок определенно плохо на меня действует.
– Извини.
– Ты тут ни при чем. В общем, скажи Лоубир, и только Лоубир, и только в обстановке, которую она сама сочтет полностью безопасной. У нее найдется что-нибудь посолидней этих боток, но пока не окажешься в ее версии колдовского круга… – он поморщился; рыжие девицы, очевидно, были не в его вкусе, – ничего никому не говори.
– Время, сэр, – сказала девушка голосом в точности как у той, что встретила Недертона перед лестницей. – Осталось две минуты.
– Мы закончили, – ответил Лев.
Тут же все шесть опустили плащи, кружение блесток прекратилось. Девицы, не оборачиваясь, пошли в сторону завтракающих. Недертон проводил их взглядом.
– Так тебе не нравится на Чейни-уок? – спросил он.
– Мои дядья на каждом шагу, – сказал Лев, вставая. – Ты даже представить себе не можешь. Приветы Рейни и малышу.
Он повернулся и пошел на звук вылетающих пробок от шампанского.
59
Ни вот столечко не думаю
Верити проснулась и резко села. Это было как-то связано со сном, который тут же забылся. Она была на неожиданно широкой кровати в очень большой комнате.
– Все в порядке? – тихо спросил Верджил из-за притворенной двери в соседнюю комнату.
– Да, – выдавила она. – Сон.
– Так и догадался, – сказал он. – Я не сплю, если что надо – зови.
– Спасибо. Все в порядке.
Она обнаружила, что лежит во вкладыше, хотя не помнила, как в него залезала. Снаружи было еще темно, судя по тому, что в щели между шторами не пробивался свет. Верити осторожно пошарила на тумбочке в поисках стакана воды, который вроде бы туда ставила. Нашла, выпила половину и забралась во вкладыше обратно под клифтовское одеяло. Шум машин за окном был по-ночному тихий. Не думай ни о чем из того, посоветовала себе Верити и тут же поняла, что не получится.
Она приподнялась на локте, подперлась подушками и отыскала пульт. Телевизор в ногах кровати был такой же широкий. Верити, приглушив звук, начала перебирать новостные каналы. «Фокс» по-прежнему обсасывал довыборные мейлы президента, а вот Си-эн-эн и Эм-эс-эн-би-си, по-видимому, говорили об Эль-Камышлы уже столько, что у комментаторов остекленели глаза. Верити остановилась, когда увидела президента на очередной трибуне. Это разом напомнило обо всем, о чем она велела себе не думать. Так что Верити выключила телевизор, отодвинула подушки, свернулась в привычности вкладыша и уснула.
60
Взгляд регулятора
Свернув в Альфред-Мьюз, Недертон глянул на окна своей квартиры и зашагал к ним, ожидая, когда машина Лоубир частично демаскируется. Как только это произошло, он обогнул машину и повернулся к той ее стороне, где последний раз видел дверцу.
– Можно войти?
– Конечно, – ответила Лоубир.
Дверца появилась левее того места, где Недертон рассчитывал ее увидеть, в обрамлении полосы глянцево-черного корпуса с неровно пикселированными краями. Дверца открылась, подножка опустилась. Он шагнул внутрь, в сияние единственной толстой белой свечи на столе в застланном ковром углублении.
– Белый ирис и ветиверия, – сказала Лоубир. – Надеюсь, вы не против.
– Очень приятный запах, – ответил Недертон.
Он научился до определенной степени любить ее свечи, не за аромат, а за тот, пусть обманчивый, образ чудаковатой старушки, который они создавали.
– У меня вопрос.
Она была в рубашке без пиджака, что случалось, хотя и редко; галстук развязан.
– Да?
– Насколько приватен наш разговор?
– Безопасность была главной целью при создании этой машины, но в моем случае вам не о чем волноваться, где бы мы ни находились.
– Это будет касаться высших государственных функций.
– Которые мы, безусловно, затрагивали здесь и раньше. Хотите сесть?
– Спасибо, я постою. – Недертон глянул на освещенное свечой углубление, наводящее на мысль о спиритическом сеансе. – Двоюродный дед Льва Зубова сообщил, что неназванные клептархи сомневаются в дальнейшей необходимости вашей должности.
Она глянула в сторону, как будто на что-то смотрит.
– Он рассказал вам это в «Денисовском посольстве»?
– Вы слушали? – спросил Недертон. Его постоянно преследовал страх, что Лоубир подслушивает буквально все, постоянно, хотя она отрицала за собой такую способность.