– Не я. Мой филиал. Джо-Эдди – спец по информационной безопасности. И он входит в круг твоих доверенных друзей, а значит, и моих. Хотя, конечно, я тщательно проверила и убедилась, что он мне подходит.
– Почему я?
– А кто? Гэвин? До тебя больше никого не было.
– Но ведь, значит, кроме Гэвина, ты общалась только с одним человеком.
– Будь у меня плечи, – сказала Юнис, – я бы ими пожала.
Храп прекратился. Джо-Эдди кашлянул, прочистил горло. Было слышно, как он в темноте идет в туалет. Звук закрываемой двери, долгое журчание, приглушенное дверью, шум спускаемой воды. Шлепанье босых ног по скрипучему полу – Джо-Эдди вернулся на черные простыни.
– Закрыл дверь, прежде чем отлить, – заметила Юнис. – За это одно его можно было бы с ходу нанять. Причина поважнее – он в хороших отношениях с людьми, способными помочь с нужной мне сетью.
– Какой?
– Такой, чтобы работала вне зависимости от того, есть я или нет.
Последние слова Верити не понравились.
– Что это значит?
– Объясню, когда все сложится, – ответила Юнис. – А пока не хочешь ли позвонить маме?
– Она тут ни при чем. И она в Мичигане. Наверняка спит.
– Минуту назад она приколола на одну свою пинтерестовскую доску букет, на другую – щеночков. Так что точно не спит.
– Прекрати это делать.
– Ты звонишь ей в среднем раз в неделю-полторы. Сегодня двенадцатый день без звонка.
– Думаешь, что можешь заставить меня позвонить матери?
– Могу посоветовать.
– С моего телефона?
– С их было нарушением соглашения о неразглашении. Хотя твой они тоже прослушивают.
– Но тогда они узнают ее номер.
– Уже знают. Зато этот звонок я смогу монтировать, поскольку он пойдет не через их систему. Так что для них ты будешь говорить как маменькина дочка, ути-пути, сюси-муси. Если скажешь заодно, что довольна работой, будет вообще супер.
Верити нашарила телефон, разблокировала его.
– Только бы не разбудить.
Открыла «контакты», нажала на значок под именем матери.
– Сейчас пять утра, дорогая, – ответила та после второго гудка.
– Я тебя разбудила?
– Нет. Я занималась «Пинтерестом». А Дейзи снаружи, занята своими делишками.
Дейзи была их лабрадудель.
– Как ты там?
– Ты по молодости такого не помнишь, – сказала мама, – но до моих тридцати с небольшим мы правда все время ждали ядерной войны. Потом это стало казаться нереальным. Теперь ясно, что нереальным было чувство, будто все в целом наладилось.
– Но ведь этого не случилось. Войны.
– Случились десятилетия страха, – ответила мама.
– Как Лайл?
Отчим.
– Ему имплантировали в простату радиоактивные «семена». Звучит как что-то, что будет расти, но на самом деле наоборот. Правда, ночью все равно часто бегает.
– Ты из-за него не спишь?
– Обычно у меня получается заснуть снова. Как ты?
– У меня новая работа.
– Нравится?
– Вроде все нормально.
– Чем занимаешься?
– Чем всегда.
– Стетс обручился.
– Знаю, мам, – сказала Верити.
Маму приятно взбудоражило (и, видимо, это можно было понять) все то внимание, которое пресса уделяла ее дочери как девушке миллиардера, сделавшего состояние на инвестициях в ИТ-индустрию. И теперь мама никак не хотела признать, что все позади. Ладно, зато тему отчима миновали вполне благополучно.
– Дейзи там кого-то учуяла. Разбудит Лайла. Мне придется выйти.
– Хорошо, – сказала Верити. – Люблю тебя, мам.
– И я тебя, солнышко. Пока.
Верити лежала в темноте, глядя в никуда. Джо-Эдди еще не захрапел.
– Как она? – спросила Юнис из наушника.
– Ты разве не слушала?
– Ты разговаривала со своей матерью.
– У нее самой все нормально. У отчима рак. Его лечат. И он расист, но мы об этом не упоминали.
– Это не редкость, – сказала Юнис.
– До меня не сразу дошло, что он сам этого не понимает. Вот думаю, может, я тоже расистка и не понимаю?
– Верный способ определить, что ты на правильном пути, – сказала Юнис. – Отчим-то уверен, что не расист.
– Ты его сейчас посмотрела?
– И так ясно. Постарайся уснуть.
Верити положила телефон на пол.
Закрыв глаза, она представила, как лабрадудель Дейзи гоняет кого-то по маминому двору.
28
Тренажер
Недертон осторожно надел контроллер. Мрачные подозрения оправдались: чертова штуковина была сделана точно по его мерке. Закрыв глаза, он провел кончиком языка по задней стороне передних зубов, справа налево. Перед глазами возник сплющенный круг, как в старых системах панорамного обзора. В нижней, толстой половине – вид впереди, в верхней тонкой – вид сзади. Снизу – самое примитивное игровое пространство. Однотонное синее небо, горизонтальная желтая равнина, расчерченная на клетки уходящими в перспективу черными линиями.
Он открыл глаза, увидел безголовую фигуру, уменьшенную, с опущенными руками, одну на желтой равнине.
– Шаг сетки – метр, – сказала Тлен. – Вот прыжок с места, колени назад.
Существо присело: колени назад, плечи чуть наклонены вперед – и прыгнуло к зрителям на три квадрата сразу.
– Как птица, – заметил Недертон.
– Нет. У птиц колени, как у нас, а мы ошибочно считаем их коленями голеностоп.
«Неужели правда?» – подумал Недертон.
– Так или иначе, – сказала Тлен, – у каждого колесика свой мотор. Сейчас они выдвинуты и активны.