В институт я ходил лишь затем, чтобы собрать очередную команду для предстоящей оргии. Лекции я послал подальше, а конспекты выбросил в мусорный бак. Девчонки сами вешались мне на шею.
Была ли среди них Жанна?
Она сама приехала в Жердяевку, сама вошла в мою спальню.
Ее первые слова, обращенные ко мне:
- Мне нравится одна кожаная куртка...
- Считай, что она твоя.
- А если добавить туфли?
- Туфли, а к ним сумочку и пояс. И кое-что на мелкие расходы.
Она кивнула, затем молча разделась и вытянулась на кровати поверх одеяла.
- Ну?
Груди у нее и вправду были великолепные, талия - осиная, но мне почему-то захотелось, чтобы она оделась и ушла. Что-то перегорело. И одновременно я не хотел ее отпускать. Ведь я мечтал о ней два года!
Это была наша первая и последняя близость.
* * *
А между тем наступила летняя сессия. Первым экзаменом была начертательная геометрия. Всю группу лихорадило.
Я спокойно уселся перед Ермолиным, напряг биополе и в течение трех минут уверенным тоном рассказывал ему, чем отличается ермолка от тюбетейки, колпака, а также фески. При этом вместо проекций я бодро рисовал перед ним чертиков.
Ермолин просиял:
- Молодой человек! Впервые в своей практике лицезрею студиоза, владеющего столь обширными познаниями по данному многотрудному предмету! - и жирно вывел в ведомости "отлично".
Надо было видеть физиономии Виталия и Олега, когда они узнали о моем успехе! Сами-то они едва вытянули на "хорошо".
А по институту пошла гулять новая легенда о Парне, Сдавшем Самому Ермолину На Отлично.
Примерно так же я общался с другими экзаменаторами.
Зато мои дружки по кутежам тряслись от страха, как осиновые листики. Застолья, танцы, купания при луне сейчас аукнулись. Никогда еще в истории факультета урожай "бананов" не был столь обилен. Бедняга декан хватался за голову после каждого экзамена.
Конечно, кое-кого я мог бы взять под опеку. Но я не хотел. Принципиальна. Пусть каждый отвечает за себя. К тому же эта компания мне наскучила. Все повторялось. Одни и те же лица, одни и те же подначки и хохмы... Я уже не говорю о том, что я оплачивал все удовольствия, а они воспринимали это как должное. Этакие новые римляне: "хлеба и зрелищ!" К черту!
Нет, решено бесповоротно! Прощай, институт! Летом буду поступать в университет, на филфак.
В этот же период расстроились мои отношения с дядей Мишей.
На следующее утро после той, первой, ночи, когда я снял в "Интуристе" длинноногую красавицу, раздался звонок в дверь.
Мы с красоткой только-только продрали глаза.
Я набросил халат и пошел открывать.
На площадке стоял дядя Миша.
- Привет, Вадим. - Он улыбался, но несколько натянуто. - Что-то у тебя сегодня шумно было очень. Маша всю ночь глаз не сомкнула.
- Извините, такого больше не повторится.
- Ладно, Вадим, извини, если что не так, и пойми правильно, по-соседски.
Обещание, данное дяде Мише, мгновенно вылетело у меня из головы. В этот же вечер я привел домой стройную брюнетку, и все повторилось. Мы так разошлись, что бегали друг за другом, сбивая стулья. Да еще для чего-то стучали в стенку, за которой обитали мои соседи.
На следующее утро дядя Миша выглядел более сурово.
- Вадим, - улыбки на его румяном лице уже не было, да и сам румянец наполовину исчез, - я все понимаю, дело молодое, но и ты нас пойми: мы -старики, ночью нам нужен покой.
Я обещал исправиться, а через день привел к себе целую орду, и мы устроили такой бедлам, что стены ходили ходуном.
Дядя Миша перестал со мной здороваться.
Зато с Пономарцами обходилось без проблем. Фекла Матвеевна оставалась улыбчивой, успевая готовить на всю компанию, после чего уходила домой. Иван же Васильевич вился вокруг вьюном. Его гонишь в дверь, он лезет в окно. Хлопнув пару стаканов, он довольно лихо исполнял чечетку, чем немало веселил народ. Любил он заглянуть в бассейн, особенно когда разомлевшие девицы сбрасывали с себя последнее. Глазки его масляно блестели. Мужик он был шумный, суетливый, но не вредный. Мы ладили.
* * *
Как-то раз, когда в своей квартире я устроил вместе с двумя близняшками самую разнузданную оргию, раздался телефонный звонок.
- Вадим? Здравствуй! Жду тебя послезавтра, в шесть вечера, - раздался торжественный голос.
Сначала я даже не понял, кто звонит, и собирался было послать непрошенного абонента к чертям собачьим, но тут он добавил:
- Чего молчишь? Прибывает гость... Оттуда... Ты понял?
Мамалыгин! Это он! Сообщает о скором прибытии посланца Диара, который, вероятно, снимет с меня стружку, спросит за все...
- Да, понял, очень рад, буду... - пролепетал я.
- Вот и хорошо. Приходи обязательно, есть важный разговор, - туманно заключил Мамалыгин и повесил трубку.
Мое блаженное настроение улетучилось. Прогнав разобиженных близняшек, я отправился в ванную, где долго держал голову под струей холодной воды.