Агент, бывший в употреблении

Очищаем апельсины от кожуры — это удлиняет паузу.

— Почему ты выбрал эту профессию? — спрашивает Марта. — Она не для нормальных людей.

— Но ведь и эту работу нужно кому-то делать.

— Это не ответ.

— Не знаю. Да и время тогда было ненормальное.

— Хорошо, что сейчас нормализовалось.

— Включить телевизор? — спрашиваю.

— Если очень настаиваешь.

— Я не настаиваю.

— Еще есть время. После полуночи программа обычно интереснее.

Телевизионная тема, однако, не в силах перебить ее любопытство.

— Ты никогда не рассказывал мне о своей семье.

— Для тебя в этом нет ничего интересного.

— Но ты расспрашивал меня о моей семье.

Вопрос застает меня врасплох. Приходится прибегнуть к импровизации. Отец мой был врачом. Домашним врачом (когда врешь, следует добавлять кое-какие мелкие подробности, чтобы звучало убедительнее). А мать была домохозяйкой. Не то чтобы у нее не было никаких культурных способностей, девочкой она даже играла на пианино, однако так у нее сложилась жизнь. Это ведь, как известно, вопрос везения.

— И мне это известно, — бормочет Марта.

— Моим воспитанием, в основном, занималась мама, — продолжаю семейную сагу.

— На маменькиного сынка ты не похож.

— Она была строгой мамой. Заботливой и строгой.

Разговор переходит на более легкие темы. Например, о мании Табакова превращать свой дом в крепость.

— У меня такое чувство, что он вот-вот свихнется, — говорю.

— Такой опасности нет. Это его нормальное состояние. И спрашивается, зачем ему все эти миллионы? Он совсем забыл о смерти.

— Не забыл. Она ему видится этакой черной бездной. Просто ему не хочется торопиться прыгать в нее.

Позднее, когда мы уже давно находимся наверху и лежим в постели, я слышу, как, засыпая, Марта бормочет:

— Почему ты рассказал мне про елку в Голландии?

— Потому что ты меня попросила об этом.

— Я не о елке, а о расставании.

— Не будем заглядывать в будущее. Иначе придется заглянуть в бездну. Ты ведь знаешь, душой я всегда с тобой.

— Я не хочу — душой. Душой — это значит, мне останется сидеть одной перед телевизором и тихонько плакать.

Праздники давно прошли. На улице холод и скука. Табаков не звонит. Поэтому отправляюсь к нему сам. Застаю его на обычном месте — за письменным столом. Елка исчезла. На ее месте расположился бульдог — дремлет, ожидая, наверно, когда вырастет новая елка.

— Ничего особенного, — отвечаю на вопрос: «Что нового?» — Зашел справиться о твоем здоровье.

— Не надейся, — качает головой ТТ. — Здоровье у меня не цветущее, но и умирать еще пока не собираюсь.

— А о смерти никто и не говорит. Хотя нелишне подумать о завещании вместо того, чтобы думать о курсе акций и подсчитывать, насколько с каждым днем увеличивается твое состояние.

— Я думаю и о том, и о другом.

— По тебе не скажешь. Такое ощущение, что ты, подобно Черчу, пребываешь в дремоте и лишь для виду разбросал эти бумаги по столу.

— Может, и так. Какой мне смысл усердствовать? Я же тебе говорил, что есть время работать, зарабатывая деньги, и есть время отдыхать, когда деньги работают на тебя.

— Это общеизвестно. Скажи лучше что-нибудь о завещании.

— С завещанием вопрос сложный. Существуют аргументы «за», но есть и некоторые опасения.

— Например?

— Первое и главное в том, что, если я напишу завещание, уже ничто не помешает вашим людям меня пристрелить. И потом, в чью пользу писать завещание? Твои глупости насчет Родины, Отечества и Родного края вообще не принимаются во внимание. Но скажешь, Государство. Это действительно реально. Однако возникает вопрос — кто за ним стоит? А стоит за ним группа новоиспеченных тузов и их слуг, манасиевых.

— Все это я уже слышал. Не слышал только аргументов «за».

— Они подразумеваются. Я умираю — деньги остаются. Почему бы им не вернуться туда, где был получен первый миллион?

— Должно быть, он был очень большой, раз ты говоришь о нем в единственном числе.

— Оставим цифры. Кроме того, меня иногда охватывает какая-то старческая сентиментальность, и я говорю себе: «Этот наивный Боев потерял столько времени, чтобы наставить меня на путь истинный. Почему бы и мне не сделать что-нибудь для него — чтобы ему повысили пенсию или наградили каким-нибудь орденком».

— Я тронут.

— Говорю это не для того, чтобы обидеть тебя. Но, согласись: если ты поможешь вернуть в страну деньги, это действительно будет твоей большой заслугой. И заслугой единственной, поскольку все остальные годы, пока ты шпионил из-за угла, карауля классового врага, тот все это время жил в свое удовольствие, дожидаясь, когда наша Большая братская страна упадет ему в руки, как переспелое яблоко.

— Некоторые люди, когда у них развивается склероз, двух слов связать не могут. А у тебя наоборот.

Он собирается ответить, чтобы снова утереть мне нос, но в этот момент кабинет погружается во мрак. Табаков сначала молчит, вероятно удивленный, потом издает возмущенный крик в сторону комнаты близнецов, которые уже и без того, топоча, бегут к нам.

— Что за безобразие? Есть же автономный генератор! Посмотрите, что случилось, и принесите свечи.