Агент, бывший в употреблении

— Спасибо тебе, браток, за щедрую плату. Будь жив и по возможности здоров, но мне неудобно злоупотреблять твоим великодушием.

— Почему же? Что ты такое говоришь?

— Но ведь эта моя так называемая работа — просто синекура. Подозреваю, что ты ее выдумал только для того, чтобы оказать услугу старому товарищу.

— Чушь! Абсолютная чушь! Не было бы тебя — был бы другой! Мне положено иметь сторожа.

— По какому закону?

— При чем тут закон! Представь себе, как меня поднимут на смех, если в завтрашних газетах сообщат, что фирма «Кобра», специализирующаяся по продаже средств охраны, обворована!..

И, помолчав, добавляет:

— Приятно, что считаешь меня своим благодетелем, но повторяю: я не единственный собственник фирмы, и твое назначение зависит не только от меня.

— Хорошо, — уступаю. — Виноват. Но мне не остается ничего другого, как только ждать нападения на магазин, чтобы хоть как-то оправдать свою необходимость.

Прошло два месяца со дня моего назначения в «Кобру» — достаточное время, чтобы привыкнуть к ночным дежурствам в магазине, притом что риск его ограбления — нулевой, поскольку красть в нем нечего. Чтобы скоротать время, почитываю газеты, оставленные мне Бориславом, или слушаю радио. Иногда по утрам случается встретиться с прибывающим на работу шефом.

«Ну, как прошла ночь? Справился с бандитами?»

«А как же. Раскидал всех по углам».

«Тогда пойдем выпьем кофе».

Кофе мы пьем в расположенном неподалеку кафе-гараже и обсуждаем насущные вопросы. По мнению Земляка, положение сложное, а по-моему — так просто аховое, но оба сходимся во мнении, что решение проблемы ни от одного из нас не зависит. Скучные встречи, бессмысленные разговоры, но я терпеливо сношу их, чтобы не обидеть Петко. Этими случайными приглашениями выпить кофе он, наверное, хочет продемонстрировать, что по-прежнему относится ко мне как к другу, а не как к подчиненному.

Как-то утром, когда мы только уселись перед кафе-гаражом, к нам присоединяется еще одна тень прошлого — Манасиев. Свойски кивает Земляку, а меня удостаивает восклицания:

— Ба, Боев!

— Так точно, господин начальник!

— Не подшучивай — может, я и впрямь стану твоим начальником, — добродушно произносит полковник и подсаживается к нам.

— Поздно, — отвечаю. — Я уже в отставке.

— Таких, как ты, только смерть может отправить в отставку.

— Приятно слышать. Что будете пить?

— Стоп! — вмешивается Петко. — За этим столом заказываю я.

Девушка, обслуживающая кафе, приносит чашки с кофе, и, заявив, что ей надо отлучиться в магазин, исчезает.

— Мне стало известно, что тебя отправили на пенсию, — говорит полковник.

— Со всяким случается.

— Да, но вопрос — когда? Ты сам знаешь, что тебе еще рано на пенсию.

«Зачем это говорить мне, скажи лучше начальству», — отвечаю мысленно.

Воцаряется молчание. Только я задаюсь вопросом, долго ли оно будет продолжаться, как Манасиев решает его нарушить.

— Я знаю, Боев, ты давненько меня недолюбливаешь. Вы с Бориславом называли меня то Сухарем, то Чурбаном, то другими подобными прозвищами, но я не обращал на это внимания. Если человек привык строго держаться с окружающими, нет ничего удивительного в том, что его обвиняют в черствости. Но сейчас у нас с тобой отношения не служебные, и я могу сказать тебе прямо: когда вчера я узнал от Петко, что ты устроился работать ночным сторожем, мне стало по-настоящему больно. Больно, ибо я знаю, какие задания ты выполнял и как при этом рисковал.

— Дело прошлое, — бормочу, чтобы что-то сказать.

— Не прошлое, а настоящее. Верно, что всякие перемены сопровождаются неизбежными потрясениями, но ошибки есть ошибки. В органы пришли молодые люди, нетерпеливые, жаждущие самореализоваться… Но зачем при этом надо было выбрасывать именно тех старых и опытных, которые могли передать молодым свой опыт?..

— Да потому, что они — коммунисты.

— Не будем касаться политики. Я говорю не о партийных органах — их, конечно, следовало распустить. Но какое отношение к политике имеет полиция?! Во всем мире полиция — это полиция. Это не идеология. Это — профессия. И разведка — всегда была и будет.

— В газетах пишут, что ваш новый шеф утверждает обратное.

— Да оставь ты утверждения шефа. Его утверждения — это вранье перед журналистами. И вообще — что может понимать в деле разведки штатский человек?!

— А вы не рискуете, говоря подобные вещи?

— Ну, если только тебе поручено доносить обо мне… — И после короткой паузы продолжает: — Поговорим серьезно. И хоть на минуту забудем о причиненных нам обидах. Мне ведь тоже пришлось снести удары.

— Я слышал, что у вас были неприятности.

— И какие! Сам знаешь, как партийные лизоблюды ненавидели таких, как я, молча занимавшихся своим делом, а не кричавших о том, как они преданы товарищу Живкову.

— Но вас все-таки не уволили.

— Только что не уволили. А так — отправили на запасной путь. И хорошо, что начались перемены, и я снова ожил.

Он умолкает и смотрит на часы. Угадываю смысл его жеста и ободряюще бормочу:

— Ну, вот и поговорили.

— Да, только так ничего друг другу и не сказали, — поправляет меня Манасиев.

Смотрит на меня в упор и произносит: