— Давайте еще восстановим последний момент, когда все были на тропинке. Вы видели, как он обгонял женщину?
— Да, видела.
— После этого они сразу исчезли из виду?
— Нет. Я еще видела, как он шел немного впереди, а она сзади.
— Сколько метров было приблизительно от вас до них?
— Да, так, если на глаз, метров пятьдесят, наверное.
— А от них до дома шестнадцать?
— Метров тридцать, — неуверенно сказала Лапина.
— Если мы выедем на место, вы сможете показать, где вы все находились?
— Думаю, что смогу…
“…ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Я, судебно-медицинский эксперт Сорокин, на основании изучения обстоятельств дела и данных судебно-медицинского исследования тела гражданки Аксеновой Т.С, двадцати восьми лет, с учетом:
1) характера раневого канала, направленного сзади вперед, сверху вниз, несколько слева направо и слепо заканчивающегося на внутренней поверхности четвертого левого ребра;
2) особенностей краев раны — круглой формы, ровных, без осаднения;
3) наличия в левой лопаточной кости округлого отверстия, повторяющего форму оружия, диаметр которого соответствует размеру раны;
4) отсутствия поясков осаднения и ожога, — прихожу к заключению, что смерть Аксеновой наступила в результате проникающего ранения левого легкого и сквозного ранения сердца с последующей тампонадой его, причиненного длинным (не менее 17–18 см) остроконечным орудием, действующим по направлению своей продольной оси, вероятнее всего, толстым шилом…”
Тихонов даже присвистнул:
— Ничего себе! Шилом!
Шарапов еще раз внимательно просмотрел акт экспертизы.
— Да-а, дела…
У Шарапова привычка такая: “да” он говорит врастяжку, будто обдумывая следующее слово.
— Шилом. Надо же! Так что у тебя есть, Стас?
— Вот смотрите, Владимир Иваныч: план, составленный по обмеру и показаниям Евстигнеевой и Лапиной на месте убийства. Длина тропинки — сто восемнадцать метров. Тело Аксеновой лежало на расстоянии двадцати четырех метров от дома шестнадцать. Обе свидетельницы утверждают, что неизвестный обогнал Аксенову метров за десять–двенадцать от этого места. Это-то и непонятно. После того, как он ударил ее шилом в спину — больше ведь и некому, — она сделала еще около двадцати шагов и упала, даже не вскрикнув.
Шарапов осмотрел лист с одной стороны, потом зачем-то перевернул его вверх ногами. С обратной стороны лист был покрыт столбиками цифр; они умножались, складывались, делились, вычитались.
— Что это за арифметика? Стас прищурил глаз от дыма.
— Да пришлось вспомнить — “пешеход вышел из пункта
Шарапов кивнул:
— Понял. Что получили?
— Исходные данные у меня очень приближенные. Я сделал три варианта: на разную скорость ходьбы убийцы, убитой и свидетельниц. Потом три варианта на разную засечку интервалов, через которые Евстигнеева и Лапина видели Аксенову и убийцу на тропинке. Потом привел их к средним результатам.
— И что?
— Несообразность. Лапина говорит, что, взглянув в последний раз перед собой, никого на тропинке не увидела. А убийцу, по моим расчетам, она должна была увидеть. Уже после того, как Аксенова упала.
— Ладно, поехали на место…
Все длилась эта бесконечная ночь. Снегопад немного стих и прожектор с оперативной машины просвечивал почти всю тропинку — от дома шестнадцать до корпусов гостиницы “Байкал”.
Шарапов сказал:
— Здесь она упала. Ему осталось пройти всего метров десять — потом он исчез в тени от дома шестнадцать. Видишь, дом заслоняет свет фонарей на шоссе. Поэтому Лапина его и не видела.
— Может быть, — сказал Тихонов. — Но что-то здесь не то…
Он махнул рукой — и прожектор на оперативной машине погас.
Мгла непроницаемая, прошитая белесыми стежками снегопада, повисла над пустырем.
Они прошли по тропинке до шоссе, где ветер на столбах с визгом раскачивал фонари. Последней дорогой Тани Аксеновой, которую она не прошла до конца. Здесь снегопад сатанел совершенно, мокрые снежинки липнули к лицу, лезли в рукава и за шиворот. Хлопнула сухо, как затвор, дверца машины, и Шарапов сказал:
— На Петровку…
Вторник