– Осип Андреевич Кошмаров, окончил восемь классов, работал грузчиком в магазине, уборщиком в супермаркете, шофером такси. Отсидел два срока, первый за жестокое обращение с животными, второй за мошенничество, торговал поддельными проездными билетами на городской транспорт. Несколько раз задерживался милицией, в частности как лохотронщик, но был отпущен за недостаточностью улик.
– Подобный кадр нельзя назвать элитой преступного мира, – вздохнула я.
– Кое-кто из крутых мужиков начинал с заправщика на бензоколонке, – не согласился Димон, у которого сегодня, похоже, было на редкость дурное настроение, – недоливал гражданам литры в бак.
– Всякое случается, – не полезла я в бутылку, – бегал со шлангом, протирал стекла, тырил топливо, потом пошел в гору. Но Осипу давно не пятнадцать лет, а он дальше лохотронщика не продвинулся.
– М-да, карьера не задалась, – скривился Димон, – зато семейного счастья навалом. Жена Софья Григорьевна Кошмарова, трое детей. Супруга сидит дома, временно нигде не работает. До декрета была художником в крошечном театре.
– Что может связывать такую женщину с мелким жуликом? – поразилась я.
– Вот ты и разузнай, – хмыкнул Коробок. – Поезжай сначала к ней, а потом к наследному принцу короля свалки Игорю Веневу.
– Тебе пока машину не дают? – спросила я у Федора, когда мы спустились в гараж.
– Верно, – равнодушно обронил Приходько.
– Значит, отправимся на моей, – приняла я решение и направилась к своему джипу.
Мои дальнейшие попытки завести беседу со стажером наткнулись на его полнейшее нежелание общаться.
– Хочешь перекусить? – предложила я, когда мы выехали на улицу.
– Нет, – коротко ответил Федор.
Спустя минуту я предприняла новую попытку завязать отношения:
– Если ты куришь, то я не против.
– Не курю, – прозвучало в ответ.
– На заднем сиденье есть вода, – не успокаивалась я, – всегда вожу с собой бутылки, вдруг пить захочется.
Приходько отмолчался. Почти не моргая, он смотрел в лобовое стекло.
– Включи радио! – предложила я.
– Не хочу, – отозвался стажер.
– Можно диск, если предпочитаешь свою музыку.
– Не предпочитаю.
Я опешила, потом разозлилась. Интересно, Чеслав знает о редкостной неконтактности стажера? Непременно доложу боссу о том, что парень плохо воспитан.
В полнейшем молчании мы добрались до нужного дома, оказавшегося еле живой от старости пятиэтажкой. Я вклинила внедорожник в крохотную щель между мусорным бачком и «Жигулями», потом коротко приказала:
– Никакой самостоятельности. Все разговоры веду я.
– Понял, – согласился Федор.
В подъезде отвратительно воняло, ступеньки и перила были безобразно грязными, стены покрывали надписи нецензурного содержания, на подоконниках и на полу под батареями валялись окурки, среди которых легко различались остатки косяков с травкой. На третьем этаже я не выдержала и нарушила данное самой себе обещание не говорить с Федором:
– Давно не была в таких загаженных подъездах.
– Это общежитие. Жильцы часто меняются, – вдруг вполне охотно ответил Приходько.
– На дверях квартир по одному звонку, – не согласилась я, – и на площадках нету рядов помойных ведер, с чего ты взял, что тут общежитие?
– Показалось, – буркнул Приходько, – спиной почуял.
– У тебя там антенны? – захихикала я. – Считывают информацию из космоса?
– Нет, – без тени улыбки возразил Федор.
Дверь в квартиру Осипа открылась сразу.
– Мама! – закричал маленький мальчик. – Люди!
В тесную прихожую вышла коренастая женщина, одетая в черное. Она была некрасивой, мужеподобной: короткие ноги, широкие плечи, бесформенный нос, тонкие губы и маленькие глаза. Хозяйка даже не пыталась себя приукрасить, она никогда не придавала бровям форму, а на ее лоб свешивалась рваная, словно обгрызанная челка, и это не было работой опытного парикмахера. Похоже, Соня собственноручно стригла волосы.
– Вы из конторы? – низким, чуть хриплым голосом спросила она.
– Нам надо поговорить, – ответила я, – желательно наедине.
– Саша, возьми брата и посидите на кухне, – попросила мать.
Мальчик взял за руку другого малыша, и они исчезли. Мы с Приходько стащили обувь и прошли в крохотную комнату.
Свободного места здесь не было. У одной стены высилась детская двухэтажная кровать, у другой стоял старый диван, супружеское ложе Кошмаровых, его подпирал трехстворчатый шкаф. В центре громоздился стол, окруженный табуретками. Полированная столешница, не прикрытая скатертью, походила на свалку: книги, погремушки, детские бутылочки, карандаши, фломастеры, пеленки – все валялось вперемешку. В углу около окна на тумбочке высился телевизор, чей возраст, наверное, приближался к моему. Довершала картину кроватка, в которой сидел ребенок в линялой, некогда розовой пижаме. Я не умею определять на глаз возраст детей. Этот мне показался крошкой.
– Контора поможет мне оплатить похороны? – тихо спросила Софья. – Я как-то не ожидала смерти Оси и не собрала денег.