Age of Madness и Распадаясь: рассказы

Я человек, я живой. А человек ли я? С диким ревом впиваюсь когтями в таз и начинают отрывать его, отгрызать кусочек за кусочком. Я уже не человек. Монстр. Мананангал! Отрываю себе ноги и, волоча кишками по полу вылезаю из-под проклятого одеяла. Доползти до двери, сбежать. Еще немного. И вот я у двери. Тяну руку к ручке двери, но внезапно проход в мою комнату открывается сам.

На пороге моей комнаты я вижу трех мертвецов: Роберт без нижней части тела и с разорванным лицом. Примерно так он выглядел, когда подорвался на мине. Глеб с кучей кровоточащих дыр на теле, которые остались у него после расстрела, еще одна дыра на лбу. В голову ему выстрелили, чтобы наверняка. Гниющий Герри Саливан, переполненный гноем и болезнью, с него заживо слезает кожа.

Они хотят забрать меня с собой. Забрать туда, где вечная война и смерть. Но мне еще рано идти с ними, я не хочу. Это не та смерть, которой я хотел бы умирать снова и снова. Не заметив того, что у меня снова появились ноги, я подбегаю к окну, в надежде хотя бы выброситься, но не тут-то было. Подбежав к стеклу, прикоснувшись к её холодной поверхности, я снова увидел перед собой лицо Дженни. Но это была уже другая Дженни. Это было бледная тень, покрытая кровоточащими бубонами. Вены её черны, а лицо её бледно, прямо как в день её смерти. Но глаза, глаза её сияют золотым светом. Словно огни маяка.

— О ангел мой, я буду счастлив принять смерть от тебя, — в бреду восклицаю я.

В это время на окне появляется третья мертвая рука, затем четвертая. Вижу, как по стене ко мне ползет умершая Лилиан Раэ с кровавой раной на животе. Она все такая же молодая как в её последние дни. Глаза её сияют, как и у Дженни.

Легкой рукой они касаются стекла, и окно мое разбивается, стекло превращается в снег, который обжигает мне лицо. Это снег или пепел? Стеклянный снег…

Кошмары окружают меня. Мир становится бесконечно узким. Вот они уже под моей кожей, вот они уже у меня в голове, в глазах., в костях. Разрывают меня изнутри, поглощают, влекут в вечную тьму. Но во тьме этой не блаженство покоя, а вечные муки. Реальность звенит, раскалываясь.

Нет, не реальность. Домофон.

Я лежу посреди разгромленной комнаты. Одеяло почти что равномерно перемещалось с ковром. Бутылки пива разорваны, липкий напиток разлит по полу. Окна открыты нараспашку, ветер задувает в них большие хлопья снега. Полки сорваны, трехногая табуретка превратилась в двуногого инвалида. Под потолком летает один единственный мотылек. Звонок домофона трещит, разбивая мою голову, пронизанную болью.

Медленно встаю и подхожу к входной двери, снимаю трубку.

— Фред Шольц? Это Фред Шольц? — слышу я знакомый голос в трубке.

— Да, это я. Кто это?

— Этель.

Почему она здесь, зачем она пришла? Она спасла меня, она развеяла кошмар. Мой ангел. Открываю ей дверь. Заходи скорее. Она стоит на пороге в своем старом пальто, отороченном жестким мехом, в своем милом шарфе-петле. Стоит и улыбается.

— Ты говорил, что тьма нашего мира будет пытаться сбить тебя с пути. Я поняла, что ты в беде. Решила найти тебя и помочь.

— Спасибо тебе, — говорю я, — сейчас со мной все хорошо, можно сказать, ты действительно спасла меня, Этель. Проходи. Рад тебя видеть.

Мы проходим в мою развороченную комнату. Этель садится на кровать, единственное место, где здесь вообще сейчас можно присесть.

— Что здесь произошло?

— Безумная и суровая битва. Битва с внутренней тьмой. Я спокойно мог проиграть, если бы не ты.

— Ай да я, — шутливо говорит он, поднимая с полки уцелевшую бутылку пива, — я возьму?

Киваю. Этель делает несколько глотков, обводя комнату взглядом.

— Знаешь, вот я прям знала, что увижу это, когда приду к тебе, — Этель указывает на книжный шкаф, который единственный остался нетронутый. Заполненный десятками книжек, он стоит все также гордо, как и раньше.

Сажусь рядом.

— Ха, подзапылился этот шкаф в последнее время.

— Ты просто перенес эти книги на хранение в свой разум. Зачем им дальше телесные оболочки на полках. Теперь это просто могилки. Милые могилки историй.

— Ты любишь читать?

— Не очень. В детстве много читала. Мне соседка книжки приносила. Святая была женщина, я уже это говорила? Эти истории про мореплавание! Оу, словно я сама отправлялась путешествовать на корабле с отважными капитанами. Сейчас я разве что могу отправиться в путешествие ко дну бутылки.

Долго смотрю на её тонкое лицо в свете уличного фонаря.

— Этель, — начинаю я неуверенно, — скажи мне пожалуйста. Только честно. Ты веришь в то, о чем я говорю? Ты веришь мне?