Агасфер. Том 3

Между тем каменолом, Цыбуля и еще несколько человек с злобной радостью наступали на Габриеля, восклицая:

— А, попался!.. Теперь он в наших руках! Смерть отравителю!

Габриель позволил бы себя убить здесь, у дверей решетки, лишь бы спасти отца д'Эгриньи; но так как решетка была высотой всего в четыре фута, через нее можно было перелезть или разрушить; потеряв всякую надежду на спасение иезуита, миссионер все же закричал:

— Остановитесь, несчастные безумцы!

Бросившись вперед, он поднял руки к толпе.

Еще раз толпа на секунду остановилась в нерешительности при его возгласе, таком нежном и братском, но в то же время властном. Но это продолжалось только мгновение.

Снова раздались крики, еще более яростные.

— Смерть! Смерть ему!

— Вы хотите его смерти? — сказал Габриель, бледнея.

— Да!.. Да!..

— Хорошо! Пусть он умрет!.. — воскликнул миссионер под наитием какого-то вдохновения. — Да… пусть умрет сейчас же…

Эти неожиданные слова так поразили толпу, что она, не двигаясь с места, смотрела на молодого священника, молча, точно парализованная.

— Вы говорите, он виноват? — продолжал Габриель дрожащим от волнения голосом. — Вы его осудили без доказательств… без свидетелей?.. Ничего!.. Пусть он умрет!.. Вы говорите, что он отравитель?.. А где его жертвы? Вы не знаете… но это все равно! Он осужден… у него отнято даже святое право всякого обвиняемого — право самозащиты! Вы не хотите его выслушать?.. Ничего… это все равно! Приговор произнесен!.. Вы разом являетесь и обвинителями, и судьями, и палачами?.. Хорошо, пусть будет так! Вы никогда не видали этого несчастного, он вам не сделал никакого зла, вы даже не знаете, причинил ли он кому-нибудь зло… но вы берете на себя ужасную ответственность за его смерть… слышите ли… за гибель человека! Но как бы там ни было, это дело вашей совести… она вас оправдывает… Я хочу верить, что это будет так… Обвиняемый умрет!.. Он умрет, и святость дома Божьего не спасет его…

— Нет… не спасет… нет! — кричали остервенелые голоса.

— Нет, не спасет! — с еще большим жаром продолжал Габриель. — Вы хотите крови и хотите пролить ее в храме Божьем! Вы говорите, что это ваше право… Вы произносите приговор… Но зачем же столько сильных рук, для того чтобы добить умирающего? Зачем крики… ярость… насилие? Разве так должен происходить суд сильного и справедливого народа? Нет… нет: если он, уверенный в своей правоте, наносит удар врагу, он наносит его со спокойствием судьи, произносящего приговор по совести и по чести!.. Нет, сильный, справедливый народ не будет в слепой ярости, с криками гнева наносить удары, словно он хочет забыться, совершая подлое и ужасное убийство!.. Нет… не так должен быть исполнен ваш приговор, если вы хотите пользоваться вашим правом, как вы говорите.

— Да… мы хотим им воспользоваться, — кричали каменолом, Цыбуля и еще несколько безжалостных людей, между тем как большинство онемело от ужаса при словах Габриеля, ярко обрисовавшего им истинную картину ужасного преступления, которое они готовы были совершить.

— Да… — продолжал каменолом. — Это наше право!.. Мы хотим убить отравителя!

И, говоря это, негодяй, с налитыми кровью глазами, с горящим лицом, во главе нескольких товарищей сделал шаг вперед и хотел оттолкнуть Габриеля, продолжавшего стоять перед решеткой.

Вместо того чтобы сопротивляться разбойнику, миссионер выступил ему навстречу и, взяв его за руку, твердым голосом произнес:

— Идем…

И, увлекая за собой изумленного каменолома, дружки которого, ошеломленные неожиданным поступком Габриеля, не осмелились за ним следовать, Габриель быстро пробежал пространство, отделявшее их от хор, отворил решетку и, подведя каменолома, руку которого он не выпускал, к телу отца д'Эгриньи, распростертому на плитах, воскликнул:

— Вот жертва… она приговорена… Бейте ее!

— Я?.. — колеблясь, возразил каменолом. — Я… один?

— О! — продолжал Габриель с горечью. — Опасности нет… вы скоро с ним покончите… Он совершенно измучен… еле дышит… сопротивляться не будет. Не бойтесь ничего!!!

Каменолом не двигался с места, между тем как толпа, на которую все это произвело сильное впечатление, робко подступала к решетке, но не осмеливалась за нее перейти.

— Ну что же, бейте! — сказал торжественно Габриель, указывая на толпу. — Вот судьи… а вы палач!

— Нет! — воскликнул каменолом, отступая и отводя глаза. — Я не палач… нет!!!

Толпа молчала, онемев… Ни одно слово, ни один крик не нарушали в течение нескольких секунд торжественной тишины собора.