Агасфер. Том 3

— Ну, теперь, слава Богу, со всем этим покончено?..

Вместо ответа маршал показал блестящим от нежной радости взором на своих дочерей. Затем, запечатав письмо, он сказал:

— Отдай это господину Роберу… я увижусь с ним завтра…

И, обращаясь к дочерям, маршал весело прибавил, протягивая руки:

— Ну, а теперь, сударыни… по поцелую за то, что я пожертвовал ради вас господином Робером!.. Кажется, я заслужил его?

Роза и Бланш бросились отцу на шею.

Почти в эту же минуту вечные странники, разделенные пространством, обменивались таинственными мыслями.

44. РАЗВАЛИНЫ АББАТСТВА УСЕКНОВЕНИЯ ГЛАВЫ ИОАННА ПРЕДТЕЧИ

Солнце на закате.

В глубине громадного соснового леса, в мрачном уединении высятся развалины старинного монастыря, выстроенного в память Усекновения главы Иоанна Предтечи.

Плющ, мох и другие вьющиеся растения густо обвивают почерневшие от времени развалины, вырисовывающиеся на мрачном фоне леса то полуразрушенной аркадой, то остатком стены со стрельчатым окном. Господствуя над развалинами, полузакрытая лианами, на полуразрушенном пьедестале стоит громадная каменная, частью изуродованная статуя. Страшная, мрачная статуя. Она представляет обезглавленного человека в длинной античной тоге, с блюдом в руках; на блюде лежит голова — его собственная голова.

Эта статуя изображает мученика Иоанна, обезглавленного по требованию Иродиады.

Вокруг царит торжественное молчание, прерываемое время от времени шелестом колеблемых ветром ветвей огромных сосен.

Облака медного цвета, багровые от заката, медленно проносятся над лесом, отражаясь в быстром ручейке, который протекает через разрушенное аббатство, а дальше пробирается по скалам. Вода течет, облака плывут, вековые деревья трепещут, шепчет легкий ветерок.

Вдруг в сумраке чащи, образованном густыми верхушками, где неисчислимые стволы деревьев теряются в беспредельной дали, показывается человеческая фигура…

Это женщина.

Она медленно приближается к развалинам… Вот она уже достигла их… ее нога ступает на землю, некогда благословенную… Эта женщина бледна, взгляд ее печален, ноги запылены, длинное платье волочится по земле, походка колеблющаяся, изнемогающая…

У источника, у подножия статуи святого, лежит громадный камень. На него-то и упала эта женщина, измученная и задыхающаяся от усталости.

А между тем сколько дней, лет, веков она ходит, ходит, не уставая никогда!

В первый раз почувствовала она непреодолимое изнеможение…

В первый раз изранены ее ноги…

В первый раз та, которая ровным, безразличным и твердым шагом попирала движущуюся лаву знойных пустынь — волны раскаленного добела песка, поглощавшие целые караваны,

та, которая таким же твердым, презрительным, спокойным шагом шла по вечным снегам полярных стран, ледяных пустынь, где не могло жить ни одно человеческое существо,

та, которую щадили и истребительное пламя пожара, и воды необузданного потока,

та, которая уже столько веков не имела ничего общего с человечеством, -

впервые почувствовала боль…

Ее ноги истекают кровью… члены разбиты усталостью… ее мучит палящая жажда…

Она сознает это недомогание… Она страдает… и сама не смеет этому поверить…

Радость была бы слишком велика…

Но вот она чувствует, что ее иссохшее горло конвульсивно сжимается, что оно в огне… Увидав источник, она спешит к нему на коленях, чтобы утолить жажду чистой, прозрачной, зеркальной влагой.

Но что же происходит?.. Едва только ее воспаленные губы прильнули к холодной и чистой влаге, она разом перестала пить и, упираясь обеими руками в землю, жадно всматривается в свое изображение, отражающееся на прозрачной зеркальной поверхности воды…

И, вдруг забывая о пожирающей жажде, она испускает крик…

Это был крик глубокой, благоговейной, беспредельной радости, походивший на благодарственную молитву Творцу.

Она увидела, что постарела… В несколько дней, часов, минут, может быть, сейчас, в этот миг… она достигла старости… Она, которой свыше восемнадцати веков назад было двадцать лет и которая влачила через миры и поколения неувядающую молодость, она постарела… Она могла, значит, надеяться на смерть…

Каждая минута жизни приближала ее к могиле…

С невыразимой надеждой встает она на ноги, поднимает голову к небесам и молитвенно складывает руки…

И ее глаза останавливаются на статуе обезглавленного Иоанна…

Голова, которую мученик держал в руках, казалось, сквозь полусомкнутые каменные ресницы посылала блуждающей еврейке взгляд, полный жалости и милосердия…

И это она… Иродиада… потребовавшая среди нечестивого опьянения языческого пира казни этого святого!..

У ног статуи мученика, в первый раз после стольких веков, бессмертие, давившее Иродиаду, казалось, сжалилось над ней…

— О неисповедимая тайна! О Божественная надежда! — воскликнула она. — Гнев небес наконец смягчается! Рука Господня привела меня к ногам святого мученика… и у его ног я снова становлюсь человеческим существом… Ведь это для отмщения за его смерть Господь осудил меня на вечное странствование…