Отложив в пиалу несколько ложек похлёбки, я отправила сестричек кормить мать:
— Аер моя вам поможет. Она умеет за больными ухаживать, — напутствовала я.
Потом позвала чумазых детишек, крутившихся у навеса. Посадила рядком на потёртую циновку, дала по куску лепешки и мисочке с густым ароматным супом.
Не знаю, все ли дети были родичами хозяина дома, но не понимаю, как можно кормить только «своих», когда рядом шмыгают соплями и слюной такие же голодные, пусть и соседские, детишки.
Ребятня, бойко работая ложками, без капризов и перебора содержимого — фу, здесь лук! — покончила со своими порциями довольно быстро и умчалась по неотложным делам.
Самые занятые люди, подумала я, собирая брошенную посуду. Сколько всего им необходимо сделать до того, как станут взрослыми. Получить опыт и навыки выживания, набить шишки, завести друзей и врагов. Понять и принять себя в этом далеко не радужном мире.
— О, супчик с курочкой! — прервал мои мысли мужской голос. — Плесни-ка, мне, тётка, погуще и погорячее. Да ножку положить не забудь. Очень я куриные ножки люблю.
К угловому столбу, поддерживающему навес, привалился один из сыновей Ывносара. Он жадно втягивал крупным носом аромат, шедший от котла, и грыз соломинку, очевидно, предвкушая сытный ужин.
— Ты знаешь главное правило жизни? — домывая посуду, спросила я.
— Какое?
— Кто не работает — тот не ест, — озвучила я мысль, с детства внушаемую в нашей стране. — Кормлю только тех, кто был занят полезным делом. Что хорошего ты сегодня сделал?
Глаза парня полезли на лоб. Похоже, с ним так никто и никогда не разговаривал.
— Ты, тётка, так не шути. Это не твой дом, чтобы распоряжаться, кому здесь есть, а кому нет! Скажу отцу, и вмиг вылетишь отсюда.
— У тебя с логикой плохо, — спокойно ответила я. — Первое, я не в доме, а во дворе. Второе, еду привезла я, готовила тоже я. Поэтому мне и решать, кого кормить, а кого нет.
Парень буркнул что-то злое себе под нос и побрёл в сторону дома.
— Ты правда не всех кормить будешь? — раздался из тени голос хозяина дома. Он не стал вмешиваться в разговор, но подал голос сейчас, когда мы остались вдвоём.
— Правда. Покормлю тебя, девочек твоих замечательных. Внуков уже покормила. А больше я никого не видела и не знаю. Ответь мне, есть за что их кормить? — Услышав горестный вздох, я слегка смягчилась и спросила: — Скажи, почему твои сыновья и невестки не помогают тебе?
Ывносар протиснулся к стене, где недавно сидели детки. Тяжело опустился на циновку, оперся сгорбленной спиной на облупленную стену и прикрыл глаза.
— Когда человек молод, он представляет свою будущую жизнь яркой, весёлой, счастливой. Никто не думает о болезнях, непочтительных детях и одинокой старости. Откуда же оно берётся? Чем я прогневал Пресветлую — всё, что могло случиться плохого, отмерила мне судьба полной чашей?
— Зачем ты гневишь Вселенную? — одёрнула я страдальца. — У тебя есть крыша над головой, дочки умницы и красавицы, сам ты здоров и деятелен. Нельзя видеть в жизни только плохое.
— Наверное, ты права, странная женщина, — увидев мои приподнятые от удивления брови, добавил Ывносар, — ты очень напоминаешь мне девочку с базара, что купила несъедобные ягоды. Но глазами я вижу — ты не она. И говоришь шёпотом. Горло болит?
Постепенно под навесом стало людно и тесно. Пришли сестрички Дела и Шеля и привели моего Аера. На самой границе света и темноты двора скромно материализовалась женщина неопределённых лет — сестра Турны. Рядом примостились две молодки, призывно машущие кому-то, скрывающемуся в темноте.
Я взяла в одну руку большую ложку, в другую металлическую крышку и резко ударила, чтобы привлечь к себе внимание.
— Вы, — обратилась я к дамочкам, — расскажите, что полезного сегодня сделали? За что я должна вас кормить?
— Я, — начала было самая молодая, но, взглянув на подругу, поправилась, — мы за детьми присматривали.
— Ты сейчас говоришь о том выводке голодных, давно немытых, нечёсаных деток, которые весь день носятся как беспризорники? — уточнила я.
— Мы их мыли. Недавно, — это вступила в разговор вторая. Переглянулась с подружкой и уточнила, — на прошлой неделе. Кажется…
Кивнув в знак того, что информация принята, посмотрела на свояченицу Ывносара.
— Я молилась, — не удостаивая меня взглядом, отчиталась та, — за сестру, за мужа её, за детей, за благополучие дома. Если бы не мои молитвы…
Замещая Пресветлую, я чувствовала молитвенную благодать, которую местные жители возносили богине. Но кроме благодарной утренней молитвы от Аеркныса, никаких эманаций я не получала.
Продолжать беспредметный разговор было бессмысленно.
— Слушайте меня, «деловые люди». Вас двоих, что прячутся в темноте, касается тоже. Сегодня не буду вас кормить, — увидев, как встрепенулись дамочки, усмехнулась, но продолжила, — завтра тоже не буду кормить, если утром не скажете, чем полезным заняты будете в течение дня, и если дети будут бегать такими же чумазыми и неухоженными. Условия понятны? Доброй ночи!