Афродита размера XXL

— По-моему, это был нагрудный медальон на деревянных бусах, — поежившись, сказала я.

— Хочешь сказать… он как раз был… на груди? — опасливо прошептала Ирка.

— А бусы — на шее, — уныло добавила я.

Мы взглянули друг на друга, синхронно вздохнули и одновременно спросили:

— Кто звонит Сереге, я или ты?

— Вот б… блинство! — ругался капитан Лазарчук, в последний момент неуклюже корректируя очень грубые слова в пользу относительной пристойности. — Что за хе…херомантия! На кой х… то есть зачем вы вообще поперлись к этому пруду, идиотки несчастные?

— Грубый ты, Лазарчук, и нечуткий! — обиженно сказала Ирка. — Замшелый питекантроп, а не цивилизованный страж порядка!

— Зато вы современные девушки, нет слов! — огрызнулся Серега. — Это у вас флэш-моб какой-то, что ли? Собираться парами и жмуриков искать?

— Как он нас обозвал? — шепотом спросила у меня Ирка. — Фляш… Флюш…

— Флэш-моб. Это такое модное развлечение для «продвинутых» граждан, — проявила эрудицию я. — Они договариваются в Интернете, а потом толпой собираются в одном месте и учиняют какую-нибудь глупость. Например, в гробовом молчании возлагают цветы к ногам резинового клоуна у «Макдоналдса». Шокируют народ и получают от этого удовольствие.

Ирка попыталась уверить Лазарчука, что мы с ней не получили никакого удовольствия от того, что в очередной раз шокировали его и весь милицейский народ, но капитан не дал ей разговориться. Ему самому было что сказать.

Я слушала неласковые ментовские речи и виновато молчала. Ирка, высокомерно задрав подбородок, рассматривала облачка в небе и в паузах между Серегиными фразами независимо шмыгала носом, а я просто смотрела в сторону. При этом из имеющегося в моем распоряжении неограниченного выбора сторон я предпочла ту, где плотной стеной стояли густые зеленые елочки. Просто елочки. Просто стояли. Как и положено вечнозеленым деревьям, елочки никак не менялись, и рядом с ними ничего не происходило. Это постоянство успокаивало, потому что за моей спиной, там, куда я так усиленно старалась не смотреть, что затылок затвердел до цементной плотности, коллеги капитана Лазарчука вытаскивали из воды деревянный медальон и все, к нему прилагающееся. А прилагалось к нему, как мы с Иркой и боялись, мертвое женское тело. Это было ясно по репликам, которыми под плеск волн, журчанье и хлюпанье обменивались циничные оперативники:

— Ну так и есть — русалка!

— Свеженькая еще, рыбонька, совсем недолго плавала!

Мне очень хотелось заткнуть уши, но это было бы невежливо по отношению к распекающему нас с Иркой Сереге. Лазарчук имел моральное право устроить нам нагоняй: мы с подружкой уже не в первый раз подбросили ему неприятную работенку.

Сознавая это, я слушала капитана кротко, а самолюбивая Ирка опять не выдержала.

— Поперлись! — возмущенно повторила она. — А для чего сюда прутся все остальные граждане? Это, между прочим, если кто не знает, Парк культуры и отдыха! Здесь культурно отдыхают, гуляют, дышат свежим воздухом!

— И топятся, — не удержавшись, подсказала я.

Ирка осеклась, а Лазарчук фыркнул как лошадь и крайне язвительно сообщил:

— Топятся — это когда по собственной инициативе! А когда камнем в висок и замертво в пруд — это уже совсем другое мокрое дело!

— О господи! — Я ужаснулась и обернулась, чтобы увидеть несчастную жертву преступления.

Лучше бы я этого не делала!

Деревянный медальон, так приглянувшийся Ирке, с лески сорвался, и бусины рассыпались, однако и без того видно было, что убитая одета со вкусом — в шикарные замшевые брюки и кашемировый джемпер песочного цвета. Конечно, пребывание в грязной воде сильно подпортило вещи жертвы и превратило в сущее безобразие ее прическу и макияж. Собственно, только поэтому я ее и узнала.

Бледное лицо в разводах грязи и спутанные черные волосы — именно такой я видела Марию Петропавловскую, когда она была еще живой.

— Анка, я нашла твою подругу, Машу, — печально сказала я в трубку, плотно зажатую между двумя щеками — моей и Иркиной.

Подружка, взволнованно сопя и старательно маскируя неистребимое любопытство под глубокое сочувствие, старалась не упустить из моего разговора с Анютой ни единого словечка. На слова, впрочем, я на сей раз была не щедра. Язык не поворачивался объявить Анке страшную новость.

— Я знаю, Ленчик, спасибо тебе огромное! — грустно ответила приятельница.

— Да не за что, — растерялась я.

— Она мне позвонила сразу после вашего с ней разговора.

— Ань, ты знаешь, а ведь Маша…

— Да знаю я, знаю! — недослушала приятельница. — Она и мне сказала все прямым текстом: не желаю, мол, поддерживать отношения, что было, того не воротишь, мы с тобой вращаемся на разных орбитах, прости, прощай и не поминай лихом!

— Анка…

— Да не успокаивай ты меня, я не очень-то расстроена! Я прекрасно знаю свою подругу, все ее обиды ненадолго. Машка вспыльчивая, но отходчивая.

Тут моя собственная вспыльчивая подруга выразительно кашлянула и подтолкнула меня локтем, прозрачно намекая, что пора бы сообщить Анюте — отходчивая Маша отошла насовсем.

— Аня! Маша сейчас тут! — дерзнула я.