Афродита размера XXL

   – Сосиску? – проявила догадливость Катерина.

   И не удержавшись, съязвила:

   – Вам целую завесить или, может, половинки хватит?

   – Зачем мне половинка? Мне целую! – обиделся задохлик.

   – «Деликатесную» или «Молочную»? – вздохнула Катерина. – «Деликатесные» свежие, «Молочные» так себе.

   – А мне все равно, – сказал дистрофик. – Мне не для еды!

   – Тьфу, извращенцы! – выругалась Катерина, оскорбленная в лучших чувствах: стремительное увеличение популяции немужественных извращенцев год за годом все сильнее ущемляло ее женские интересы. – Когда ж вы уже вымрете, паразиты?!

   Не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, она бросила на весы заскорузлую позавчерашнюю «Детскую», которая при употреблении в пищу очень легко могла ускорить чье-то вымирание, вышвырнула ее в окошко, сгребла деньги и со стуком опустила заслонку. А она тут же загудела, сотрясаемая ударами могучего кулака:

   – Эй, хозяйка! Не закрывай лавочку, продай мне сосиску!

   – Розничная торговля колбасными изделиями закончена! – стервозным голосом возвестила из глубины тонара оскорбленная Катерина. – Передвижной секс-шоп Тинского мясокомбината объявляется закрытым! Пошли вон, моральные уроды!

   – Вот, слышишь? Глас народа! – Ирка кивнула на колбасный ларек, из которого доносились визгливые вопли торговки, и вздохнула так тяжко, что меня едва не отнесло в сторону. – Извращенцы, по-другому и не назовешь! Сосиски им, видите ли, не для еды нужны! А для чего? А?

   – Ты меня спрашиваешь? – Я тоже вздохнула. – Интересуешься моим мнением или хочешь, чтобы я придумала сосискам какое-нибудь пристойное применение вне питательного процесса?

   – А ты сможешь? – Подружка взглянула на меня с надеждой.

   – Э-э-э-э… – я напрягла фантазию. – Может быть, все эти люди собираются кормить сосисками бродячих собачек? Как уточек в парке кормят хлебом. А что? Такая благотворительная акция, приуроченная к Дню защиты живой природы!

   Ирка одарила меня тяжелым взглядом. Я замолчала.

   – Ну что? Пойдем за ними или еще немного подождем? Дадим нашим зверькам как следует разыграться? – невесело спросила подружка.

   – Давай уже покончим с этим, – я поежилась. – У меня нервная система слабая. Я созерцания показательных выступлений с сосисками могу и не выдержать.

   – Я тоже, – сказала Ирка и поудобнее прихватила скалку.

   Ее узорчатые ручки в тусклом свете одинокого фонаря красиво сверкнули алым лаком и золотом. Показательное выступление со скалкой обещало стать ярким, запоминающимся зрелищем.

   Вблизи здания аэровокзала на нашем пути обнаружилась развилка. С нее в обе стороны убегали редкие пешеходы. Многие из них были в костюмах, но, увы, не в карнавальных, так что на глаз отделить блудных зайцев от нормальных мужиков, мчащихся в аэропорт по своим срочным делам, не представлялось возможным.

   – Разделимся! – решила вопрос Ирка. – Я налево, ты направо, и кто найдет зайчишек – кричит кукушечкой!

   Я кивнула и без задержки присоединилась к жидкой группе бегущих направо.

   – Живее, живее! Две минуты осталось! – обернувшись на ходу, поторопил меня незнакомый дядька со связкой бананов.

   Мне сразу же захотелось притормозить, так как я не готова была с разбегу вступить в необычную игру со съедобными предметами, но мой внутренний голос тугим от спортивно-охотничьей злости сопрано моей же лучшей подруги скомандовал: «Держись группы!»

   Я пригляделась: все прочие участники забега бежали с утяжелением. Кроме дядьки с бананами, в нашей группе были парень с шампанским и девушка с полными карманами шоколадных батончиков. Чтобы лучше замаскироваться, я на бегу порылась в сумке и вытащила из нее микрофон. Из всего моего барахла он единственный имел определенное сходство с эротическим прототипом сосиски, банана, бутылочного горлышка и большого сникерса.

   Гулкой рысью мы проскакали по каким-то темным закоулкам и неожиданно вылетели на открытое пространство. Резкий ветер ударил в лицо, глаза заслезились, я на несколько секунд ослепла, а когда прозрела – увидела совсем рядом до боли знакомую фигуру на пяти ногах. Две из них были человеческими, а три напоминали паучьи и принадлежали операторскому штативу.

   – Опаздываешь! – отклеившись от объектива, упрекнул меня Вадик.

   – Извини, – растерянно пробормотала я.

   Мы что, будем снимать кроличье секс-пати?! Подобного размаха я от этого мероприятия не ожидала.

   – Я тебе звонил, звонил, а ты была недоступна! – сказал Вадик.

   Не зная, имеет ли он в виду только телефонную связь, я на всякий случай поспешила заявить:

   – Я по-прежнему недоступна! – и отодвинулась от граждан с батонами и бананами.

   – Начали, начали! Оркестр, музыку! – перекрывая рев двигателей подруливающего к нам самолета, проорал лысоватый юноша выраженной административной наружности – нервный, суетливый, в верблюжьем пальто поверх делового костюма, встопорщенного ранним брюшком.

   Самолет замер, и в наступившей тишине послышался громкий ноющий звук, тягучий и тоскливый, как полярная ночь. В темноте он звучал особенно пронзительно и страшно – точно стенания самой земли.

   – Что это? – притормозив на ступеньках трапа, спросил министр.