Афродита размера XXL

   – По-моему, это был нагрудный медальон на деревянных бусах, – поежившись, сказала я.

   – Хочешь сказать… он как раз был… на груди? – опасливо прошептала Ирка.

   – А бусы – на шее, – уныло добавила я.

   Мы взглянули друг на друга, синхронно вздохнули и одновременно спросили:

   – Кто звонит Сереге, я или ты?

   – Вот б… блинство! – ругался капитан Лазарчук, в последний момент неуклюже корректируя очень грубые слова в пользу относительной пристойности. – Что за хе…херомантия! На кой х…

   то есть зачем вы вообще поперлись к этому пруду, идиотки несчастные?

   – Грубый ты, Лазарчук, и нечуткий! – обиженно сказала Ирка. – Замшелый питекантроп, а не цивилизованный страж порядка!

   – Зато вы современные девушки, нет слов! – огрызнулся Серега. – Это у вас флэш-моб какой-то, что ли? Собираться парами и жмуриков искать?

   – Как он нас обозвал? – шепотом спросила у меня Ирка. – Фляш… Флюш…

   – Флэш-моб. Это такое модное развлечение для «продвинутых» граждан, – проявила эрудицию я. – Они договариваются в Интернете, а потом толпой собираются в одном месте и учиняют какую-нибудь глупость. Например, в гробовом молчании возлагают цветы к ногам резинового клоуна у «Макдоналдса». Шокируют народ и получают от этого удовольствие.

   Ирка попыталась уверить Лазарчука, что мы с ней не получили никакого удовольствия от того, что в очередной раз шокировали его и весь милицейский народ, но капитан не дал ей разговориться. Ему самому было что сказать.

   Я слушала неласковые ментовские речи и виновато молчала. Ирка, высокомерно задрав подбородок, рассматривала облачка в небе и в паузах между Серегиными фразами независимо шмыгала носом, а я просто смотрела в сторону. При этом из имеющегося в моем распоряжении неограниченного выбора сторон я предпочла ту, где плотной стеной стояли густые зеленые елочки. Просто елочки. Просто стояли. Как и положено вечнозеленым деревьям, елочки никак не менялись, и рядом с ними ничего не происходило. Это постоянство успокаивало, потому что за моей спиной, там, куда я так усиленно старалась не смотреть, что затылок затвердел до цементной плотности, коллеги капитана Лазарчука вытаскивали из воды деревянный медальон и все, к нему прилагающееся. А прилагалось к нему, как мы с Иркой и боялись, мертвое женское тело. Это было ясно по репликам, которыми под плеск волн, журчанье и хлюпанье обменивались циничные оперативники:

   – Ну так и есть – русалка!

   – Свеженькая еще, рыбонька, совсем недолго плавала!

   Мне очень хотелось заткнуть уши, но это было бы невежливо по отношению к распекающему нас с Иркой Сереге. Лазарчук имел моральное право устроить нам нагоняй: мы с подружкой уже не в первый раз подбросили ему неприятную работенку.

   Сознавая это, я слушала капитана кротко, а самолюбивая Ирка опять не выдержала.

   – Поперлись! – возмущенно повторила она. – А для чего сюда прутся все остальные граждане? Это, между прочим, если кто не знает, Парк культуры и отдыха! Здесь культурно отдыхают, гуляют, дышат свежим воздухом!

   – И топятся, – не удержавшись, подсказала я.

   Ирка осеклась, а Лазарчук фыркнул как лошадь и крайне язвительно сообщил:

   – Топятся – это когда по собственной инициативе! А когда камнем в висок и замертво в пруд – это уже совсем другое мокрое дело!

   – О господи! – Я ужаснулась и обернулась, чтобы увидеть несчастную жертву преступления.

   Лучше бы я этого не делала!

   Деревянный медальон, так приглянувшийся Ирке, с лески сорвался, и бусины рассыпались, однако и без того видно было, что убитая одета со вкусом – в шикарные замшевые брюки и кашемировый джемпер песочного цвета. Конечно, пребывание в грязной воде сильно подпортило вещи жертвы и превратило в сущее безобразие ее прическу и макияж. Собственно, только поэтому я ее и узнала.

   Бледное лицо в разводах грязи и спутанные черные волосы – именно такой я видела Марию Петропавловскую, когда она была еще живой.

   – Анка, я нашла твою подругу, Машу, – печально сказала я в трубку, плотно зажатую между двумя щеками – моей и Иркиной.

   Подружка, взволнованно сопя и старательно маскируя неистребимое любопытство под глубокое сочувствие, старалась не упустить из моего разговора с Анютой ни единого словечка. На слова, впрочем, я на сей раз была не щедра. Язык не поворачивался объявить Анке страшную новость.

   – Я знаю, Ленчик, спасибо тебе огромное! – грустно ответила приятельница.

   – Да не за что, – растерялась я.

   – Она мне позвонила сразу после вашего с ней разговора.

   – Ань, ты знаешь, а ведь Маша…

   – Да знаю я, знаю! – недослушала приятельница. – Она и мне сказала все прямым текстом: не желаю, мол, поддерживать отношения, что было, того не воротишь, мы с тобой вращаемся на разных орбитах, прости, прощай и не поминай лихом!

   – Анка…

   – Да не успокаивай ты меня, я не очень-то расстроена! Я прекрасно знаю свою подругу, все ее обиды ненадолго. Машка вспыльчивая, но отходчивая.

   Тут моя собственная вспыльчивая подруга выразительно кашлянула и подтолкнула меня локтем, прозрачно намекая, что пора бы сообщить Анюте – отходчивая Маша отошла насовсем.

   – Аня! Маша сейчас тут! – дерзнула я.