Африканский след

— Сан Борисыч, — обиженно произнес Поремский, — с каких это пор вы нам перестали доверять?..

— Вы тут, Володя, ни при чем, — мягко улыбнулся Турецкий. — Мне самому это будет в дальнейшем мешать… Вот погодите, встану на ноги, тогда и поговорим. — Он подкинул на ладони черного божка, на что сразу же обратили внимание оба следователя.

— Ну хоть намекните, что ли… — присоединился к товарищу Валерий. — Это связано с делом о взрыве?

— Нет, конечно! Совсем с другим… Не ной, Валера, бесполезно.

— Я знаю, с каким делом это связано! — заявил неожиданно Поремский. — С тем, которое вы накануне… Ну накануне этой истории, а может, и задень, просматривали… Я еще удивился, когда нашел его у вас в сейфе… Теперь понятно!..

— А почему мне не сказал? И какое это дело? — развернулся к Володе Померанцев.

— По убийству депутата трехлетней давности, а следом и журналиста… Верно?..

Несмотря на то что оба они уставились на Александра Борисовича вспыхнувшими от нетерпения глазами, тот остался непреклонен.

— Все! — произнес Турецкий своим прежним голосом, с интонациями руководителя оперативно-следственной группы. — Разговор, друга мои, окончен, и продолжения эта тема иметь не будет!

— И очень вовремя! — раздался сердитый голос за спинами посетителей, заставивший обоих «важняков» вздрогнуть. — Я имею в виду, — уточнила Ирина Генриховна, — разговор окончен очень вовремя. Пятнадцать минут истекли и…

Померанцев с Поремским вновь одновременно, как по команде, поднялись со своих мест и одинаково тяжело вздохнули.

Александр Борисович подмигнул им по очереди и развел руками:

— Видали, в каких условиях влачу свое жалкое существование?.. Подкаблучник поневоле.

— Что-о-о? — Глаза Ирины Генриховны округлились и снова начали зеленеть с угрожающей скоростью.

— Спасибо, мы пошли! — автоматически вырвалось у Померанцева, а Поремский вспомнил наконец про пакет с фруктами и соками, который все это время почему-то прижимал к себе.

— Вот, Ирина Генриховна, — пролепетал он, — тут…

— Благодарю, я сама разберусь, что тут, — пробормотала она, продолжая уничтожающе смотреть на мужа. — Вам действительно пора!

И, дождавшись, когда оба «важняка», поспешно распрощавшись, уберутся восвояси, совсем другим голосом, не в меру ласковым, попросила:

— А теперь, дорогой, повтори, пожалуйста, еще раз то, что только что сказал! Что-то я не совсем поняла относительно подкаблучника?

Но на мужа почему-то никакого впечатления ее эскапада не произвела. Он явно думал о чем-то своем, поскольку, взяв с тумбочки экзотический тотем, начал вертеть в пальцах, уставившись на жену отсутствующим взором.

— Шурик! — Ирина нахмурилась. — Ты меня, по-моему, не слышишь даже… И оставь наконец этого урода в покое, что за привычка у тебя появилась в последнее время — постоянно теребить эту гадость!

— А?.. — Некоторое время Турецкий продолжал смотреть на Ирину Генриховну молча, прежде чем вернуться к реальности. — А-а-а, вот ты о чем… Это, Иришка, не привычка: как только вспомню, где я сего красавца мог раньше видеть, можешь хоть на помойку его выкидывать.

— Это что, так важно? — Она пожала плечами.

— Нутром чую, что важно… — вздохнул Александр Борисович. — А вспомнить не могу… У меня такое ощущение, что, если вспомню, следствие выберется из тупика, в котором застряло…

— А оно застряло? — нехотя поинтересовалась Ирина Генриховна. Турецкий вновь ничего не ответил, слегка пожав плечами и вопросительно уставившись на лежавший на ладони тотем.

— Не нравится мне твоя история, Филя. — Всеволод Михайлович Голованов покачал головой и пристально глянул на Агеева.

— Ты хочешь сказать, что, наоборот, нравится? — прищурился тот.

— Я хочу сказать, что не уверен в том, что это пустышка… Как думаете, ребята?

Он повернулся к Щербаку и Демидову, сидевшим рядом на диване с кислым выражением на физиономиях: третьи сутки прочеса лесопарковой зоны и ближайших домов не дали ровным счетом ничего.

Отозвался из двоих только Щербак.

— Думаю, все-таки за этой мастерской надо установить наружку, по крайней мере до тех пор, пока ее хозяин не объявится… Странный какой-то художник.

— Прежде всего, — кивнул Голованов, — я отродясь не слышал, чтобы в художественных школах вообще были практикантки. И при чем тут утренние пробежки?

— Так по парку, — возразил Филя, — по утрам как раз полно людей бегает… Правда, не на моем участке, уж больно он глухой…

— Во-во, — кивнул Сева. — Если бы мне понадобилось спрятать девочек, которых я к тому же готовлю в террористки, я бы тоже выбрал место поглуше… Если верить карте, с той стороны вообще какое-то болото, дальше снова «зеленка», а за ней пустырь…