Афинский синдром

   Видимо сказал он это достаточно громко, потому, что и цесаревич Александр, и его спутники, опустили бинокли и повернулись в нашу сторону. В такой момент нашему брату положено стать прозрачным, и слиться по цвету со стеной. Потому, что взгляды всех трех молодых мужчин, подобно лучам зенитных прожекторов, скрестились на нашей Ирочке. Еще бы, ТАКОГО они в своей жизни не видели. Представьте, стоит наша красуля, в обтягивающих джинсиках, туфлях на высоких каблучках, в топике, открывающем загорелый гладкий животик, в меру намакияжена - словом, топ-модель, да и только. Ну, а сама она задрала вверх носик, и в упор не замечает всех этих принцев крови, графов и герцогов. Ну, просто в ноль. - Да-с! И так тоже бывает.

   А Александр Васильевич, как положено в приличном обществе, начал представлять присутствующих друг другу. И тут притаившийся поблизости амурчик, оценил обстановку, взвесил шансы, и натянул тетиву своего лука. - Бац! - Стрела страсти поразила навылет сердце полковника Сергея Максимилиановича, герцога Лейхтенбергского, Светлейшего князя, члена Императорского дома, имеющего права на титул Императорского высочества. Ранение было тяжким - это было видно даже и невооруженным глазом. Кузен цесаревича, храбрец, рубака и балагур, не знал, что и сказать даме. - Да-с! - И так тоже бывает! И еще неизвестно что лучше - стрела Амура в сердце, или четырехлинейная турецкая пуля в голову. Второе, по крайней мере, без мучений, хотя и без надежд.

   Заметив страдания герцога, капитан Тамбовцев быстренько свернул церемонию и, представив журналистам капитана 2-го ранга Бычкова, заместителя командира крейсера по воспитательной работе, отправил их готовить план информационной атаки на Роял Нэви, в частности, и на Британскую Империю, вообще. Да, хорошо, что мой, подлежащий защите объект, счастливо женат, а то против несчастной любви бессильны все телохранители мира. Ну, что же, пора и мне.

   Сделав рукой под козырек, я шагнул вперед, - Ваше Императорское Высочество, разрешите представиться, - цесаревич степенно кивнул, и я, чуть запинаясь, продолжил, - Старший лейтенант СПН ГРУ Николай Бесоев. Мой командир, полковник Бережной, приказал мне обеспечить вашу безопасность во время ожидаемых боевых действий.

   Цесаревич бросил внимательный взгляд на стоящих за моею спиною спецов и, пожав плечами, бросил. - Обеспечивайте, поручик!

   - Одну минуту, - и я сделал знак своим парням... Через несколько минут цесаревич и сопровождающие его лица оказались одеты в бронежилеты. Они чем-то смахивали на знаменитых трех богатырей с картин Васнецова. Цесаревич был, конечно же, похож на Илью Муромца, не хватало только густой окладистой бороды. Сказав об этом вслух, я тут же прикусил язык - ну зачем наводить человека на нехорошие мысли. Ведь свою знаменитую бороду он отрастил в реальной истории лишь во время боевых действий под Рущуком, да и то, из-за того, что бриться часто было просто некогда. А его адъютант, граф Шереметьев подхватил мою шутку, прищурил левый глаз, кивнул головой, и сказал, утрируя волжский акцент, - похож, вылитый богатырь!

   Милые шутки беззаботных людей в последние минуты перед военной грозой. Никто из троих никогда не праздновал труса и не отступал. Возможно, это были одни из последних рыцарей минувшей эпохи.

   Тем временем строй британских броненосцев наползал на нас все ближе и ближе, грозно и неумолимо. Было видно, как на британских кораблях убирают паруса, и даже не пытаются скрыть свою подготовку к сражению. Колонна броненосцев, первоначально двигавшаяся от оконечности острова Эгина, и нацелившаяся на вход в гавань Пирея, не доходя до него примерно двух миль, начала, как говорят моряки, последовательно поворачивать влево. Капитан 1-го ранга Остапенко встревожился. - Он, что, этот Горнби, на пистолетный выстрел подойти хочет? - На мачте флагманского броненосца британской эскадры поползли сигнальные флажки.

   - Ну, не ..я себе! - Не выдержал Остапенко, - этот лорд-милорд совсем оборзел! - Послушайте, чего он хочет! - "Предлагаю вам спустить флаг, или вы будете расстреляны" - командир "Москвы" перевел язык флагов на нормальный человеческий язык, понятный таким сухопутным неучам, как мы.