Афинский синдром

— С Богом, Алексей Герасимович, — махнул рукой цесаревич, и полковник Жеребков, несмотря на свою, немного грузную фигуру, птицей взлетел в седло. Грузной рысью казачья колонна, по четверо в ряд, пошла на мост. Глухо загудел настил. Стука копыт, обмотанных ветошью, слышно не было. Раздавался лишь сплошной низкий гул, как при землетрясении. Ряд за рядом лейб-гвардии казачий полк уходил на ту сторону Дуная. В это же время слева от нас, на турецком берегу, с небольшим интервалом в небо взлетели еще две двойные ракеты. Это означало, что переправы, которые строили 2-я и 3-я саперные бригады, тоже успешно наведены.

— Есть! — прямо напротив нас, на турецком берегу, взлетела серия белых ракет. Это означало, что авангард лейб-гвардии казачьего полка вышел на турецкий берег, и приступил к своей традиционной забаве, именуемой «рубка сонных и бегущих». Следом за казаками для создания тет-де-пона на тот берег был переброшен лейб-гвардии Егерский полк, посаженный на телеги. Потом лейб-гвардии конно-артиллерийская бригада. Уже совершенно рассвело, когда на переправу пошел лейб-гвардии Конно-гренадерский полк, головной полк 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Стрельба на том берегу совершенно стихла, и стало ясно, что форсирование Дуная состоялось, и прошло оно при минимальных потерях. Пластуны потом рассказали, что турки почти сразу разбежались, когда мостовой настил страшно загудел, и аскеры увидели, как на них несутся комки мрака, превращающиеся в страшных черных всадников. Казалось, что это воинство ада неслось прямо по воде. При этом вместо обычного стука копыт слышен только страшный гул… Неизвестно, кто первый вскочил на ноги, и с криком — «шайтаны пришли за нашими душами!», побежал, куда глаз глядят. Результатом стало то, что уже проснувшийся и вступивший в перестрелку с пластунами батальон низама (турецких регулярных войск), вдруг обратился в паническое бегство, и был полностью вырублен казаками.

3 июля (21 июня) 1877 года, Утро, Дунай,

Ставка турецкого главнокомандующего в Болгарии напротив Зимницы.

Осман Нури паша сразу же понял, что сражение проиграно. Вскочив на своего белого арабского жеребца, он поскакал подальше от Дуная, бросив свой штаб, и даже гарем. Но далеко уйти ему не удалось. Пуля, выпущенная из «Винтореза» оборвала его жизнь. Несостоявшийся султан несостоявшейся державы умер, лежа в пыли на проселочной дороге. Когда одетый в «лохматку» сержант подошел к нему, то он увидел лишь остекленевшие глаза турецкого паши, бессмысленно уставившиеся в предрассветное болгарское небо.

Смерть Осман-паши не была случайной. Для того, чтобы никто из турецких начальников, развязавших в Болгарии кровавый террор, не ушел от расплаты, полковник Бережной с вечера выставил на возможных путях отхода противника несколько снайперских групп, с приказом — беспощадно отстреливать старших турецких командиров. А то царь-батюшка добрый, еще простит ненароком, как это было в нашей истории.

Гарем же побежденного, как водится, достался победителю, то есть, русскому императору. Полковнику Бережному довелось увидеть сцену, смахивающую на эпизод из «Белого солнца пустыни». Типа: «Гюльчатай — открой личико». Одна статная черноокая брюнетка, с косами до пят, пленила сердце пожилого русского императора, так, что старый бабник на время позабыл свою графиню Юрьевскую. После чего Александр Николаевич со всем знанием предмета, приступил к «окучиванию новой грядки», пытаясь вырастить экзотический фрукт — баклажан…

4 июля (22 июня) 1877 года. Утро. Марсель, Франция.

Майор Оливер Джон Семмс.

Сегодня Великий день — День Независимости некогда моей страны. Когда-то это был светлый праздник свободы для всех американцев. Но потом он стал символом тирании Севера и безраздельного господства янки. И вот сегодня, если все получится, этот день будет первым шагом на пути к свободе — свободе моего любимого Юга от тирании Севера.

Ровно неделю назад я прибыл в Константинополь в составе делегации САСШ, в которой я числился помощником моего отца, адмирала Рафаэля Семмса. Пока глава делегации, бывший президент САСШ генерал Грант пьянствовал, я видел, как мой отец перекинулся парой слов с канцлером Югороссии мистером Тамбовцевым. Всего лишь несколько слов, но как много они значили.