— Да уж. Это лишь утверждает меня в мысли, что Филин был общим любовником этих двух красавиц. Но весной, как раз тогда, когда я заинтересовался делами Ортобула, Ликена — если верить Фрине, ее близкой подруге — уехала.
— Тогда почему Ликена все еще здесь? Хотя Фрина предложила замечательное объяснение: это прозвище могли взять две совершенно разные женщины.
— Не исключено. Однако подумай, Филин был лучшим другом Ортобула. А вот с чего бы таинственной Ликене — назовем ее второй Ликеной — интересоваться семьей Ортобула? Причем настолько сильно, что она даже помогла Клеофону — если вообще не устроила его побег? Мы должны найти ответ на этот вопрос.
— И что ты предлагаешь?
Аристотель беспокойно зашагал взад-вперед.
— Единственный способ — самим найти Ликену, выяснить, кто она такая и какова ее роль в событиях последних недель.
— Где она живет, мы уже знаем.
Аристотель передернул плечами:
— Лишь со слов угольщика, который тоже сыграл не последнюю роль в происшедшем. Кто он: негодяй, сочувствующий наблюдатель, орудие? Но я согласен, нам следует еще раз наведаться в Ахарны. Я говорю «нам» в надежде, что ты готов составить мне компанию. Я бы не хотел в одиночку иметь дело с Ликеной — или с этим ее жутким рабом. Путь неблизкий, так что надо будет нанять мулов. Только не у старины Эфиппа.
Я сказал, что охотно съезжу вместе с ним, хотя меня лично больше страшили мулы, чем раб. Выехать с утра не получилось, поскольку Аристотель должен был прочесть лекцию и встретиться со своими учеными, так что, когда мы тронулись в путь, солнце перевалило за полдень. Стоял довольно приятный осенний денек, теплый, но не жаркий. Впрочем, можно ли назвать приятным день, проведенный верхом, когда старая рана дает о себе знать каждый раз, когда ты натягиваешь поводья? Пока наши лошадки трусили на северо-запад, я вспомнил, что ахарняне необыкновенно храбры и даже соорудили большой храм Аресу. Если эта Ликена дружит с ахарнскими воинами или пользуется их услугами, наш визит может плохо закончиться. Впрочем, от женщины, продающей себя за деньги, логичнее ожидать гостеприимства, и я надеялся на относительно теплый прием и легкое угощение.
Наконец мы подъехали к маленькому домику, притулившемуся возле пустоши. Было тихо. Курица, видимо, где-то спала.
Мы спешились. Аристотель решительно направился через двор к дому, но вскоре был остановлен огромным рабом, который произвел на меня столь неизгладимое впечатление в прошлый раз.
— Что вам надо? Дерьмо по чужим дворам разбрасывать? — гаркнул он. И точно, мулы не теряли времени даром. Мы могли бы ответить, что их двору (не говоря уже о грядках) это лишь пойдет на пользу, но Аристотель, держась в рамках приличий, попросил раба передать Ликене записку. Тот схватил таблички своими медвежьими лапищами, но, против ожиданий, не пошел в дом.
— Ее нет. Я отнесу вашу писульку. Но уходите. Тут сейчас мастифф, — предупредил он. — А соседи не слишком любят чужаков. Госпоже потребуется какое-то время, чтобы написать ответ. Ждите его не раньше завтрашнего дня. А теперь отправляйтесь-ка восвояси. И мулов забирайте.
И он ушел твердой, размашистой походкой, но прежде убедился, что мы покорно садимся в седла, разворачиваем мулов и уезжаем.
— Нет смысла следить за ним, — произнес Аристотель. — Он заметит нас, рассвирепеет и просто-напросто откажется нести письмо. Подождем, когда он отойдет подальше.
Мы ждали. В тишине раздавалось траурное пение поздних цикад, в осенних полях стрекотали неизвестно откуда взявшиеся кузнечики.
Наконец, мы сочли, что пора вернуться к дому. Аристотель попросил меня привязать мулов где-нибудь в укромном месте, и мы прокрались во двор Ликены, решив, что должна же она когда-нибудь вернуться. Было очень тихо. Шло время, но никто не появлялся.
— Странно, что этот мастифф даже не залаял, — прошептал Аристотель.
Я подобрал камень и швырнул его в облезлую запертую дверь. Камень отскочил и упал. Ответа не последовало.
— Я не верю, что здесь есть собака. Она бы уже сто раз залаяла. Может, войдем, Аристотель?
— Я думал об этом, но вламываться в чужой дом — это вопиющее нарушение закона, который будет особенно строг ко мне, как к
— Ты прав, — согласился я. — К тому же, в Афинах нынче только и говорят, что о кражах и разбое, так что лучше поостеречься.
Нам оставалось единственное — и весьма сомнительное — удовольствие — глазеть на жалкую постройку, считать трещины в ее стенах и отвалившиеся куски черепицы. Время шло, солнце начало опускаться к горизонту.
— Я попробую зайти, — не выдержал я. — Скажу, что проходил мимо и услышал крики: «На помощь!» Я зашел, стал кричать, и прибежал ты.
— Малоубедительно, — только и сказал Аристотель. Мы снова стали ждать. Осеннее солнце быстро клонилось к закату.
— Ну что? — нетерпеливо спросил я. — Так и будем сидеть или, может, войдем?
— Сейчас я больше склонен принять твой план, Стефан. Но… тс-с! Кто-то идет.