Афинские убийства, или Пещера идей

– Я могу попробовать поговорить с ним, – предложил Диагор.

Гераклес на минуту задумался.

– Хорошо, завтра ты поговоришь с Менехмом. Я попытаю удачи с другим человеком…

– С кем?

– С тем, кто, быть может, является их единственной ошибкой! Увидимся завтра, любезный Диагор. Будь осторожен!

Луна была женской грудью; палец облака приближался к соску. Луна была входом во влагалище; заостренное облако вот-вот проникнет в него.[102] Полностью чуждый этой небесной деятельности, не пытаясь следить за ней, Гераклес Понтор прошел через свои сад, покоившийся под надзором Селены, и открыл входную дверь. Темный тихий провал коридора казался следящим оком. Гераклес проследил за рассуждением о том, что его рабыня Понсика могла бы быть более бдительной и оставить лампу для слежения на ближайшей к крыльцу полке, но Понсика явно не проследила за этим наперед.[103] Так что он вошел в сумрак дома, как нож входит в плоть, и закрыл дверь.

– Ясинтра? – позвал он. Ответа не было.

Он пронзил темноту глазами, но напрасно. Медленно направился он во внутренние комнаты. Казалось, его ноги ступали по остриям ножей. Стужа темного дома пронзала его плащ словно кинжал.

– Ясинтра? – снова позвал он.

– Здесь, – донеслось в ответ. Слово пронзило тишину.[104]

Он подошел к спальне. Она стояла в темноте, спиной к нему. Она обернулась.

– Что ты здесь делаешь в темноте? – спросил Гераклес.

– Жду тебя.

Ясинтра поспешила зажечь на столе лампу. Он в это время разглядывал ее спину. Перед ней нерешительно родилось сияние, разлившееся по спине потолка. Ясинтра на мгновение замешкалась, а Гераклес все рассматривал сильные линии ее спины: на ней был длинный мягкий пеплум до лодыжек, схваченный на обоих плечах фибулами. На ее спине одежда образовывала складки.

– А моя рабыня?

– Она еще не вернулась из Элевсина, – сказала она, все еще стоя к нему спиной.[105]

Затем она обернулась. Она была прекрасно накрашена – веки удлинены тушью, скулы снежно-белые от белил, симметричное пятно рта ярко алело; грудь свободно трепетала под голубоватым пеплумом; пояс из золотых колец сжимал и без того узкую линию живота; ногти ее босых ног блестели двумя цветами, как у египтянок. Когда она обернулась, воздух наполнился легчайшими бусинками духов.

– Почему ты так оделась? – спросил Гераклес.

– Я думала, тебе понравится, – ответила она, не сводя с него следящего взгляда. На каждой сережке в мочках ее маленьких ушей была изображена со спины обнаженная женщина из металла, острая, будто нож.[106]

Разгадыватель ничего не сказал. Ясинтра стояла неподвижно, и свет стоявшей за ней лампы создавал вокруг нее сияющий ореол; тени чертили на ней изогнутую колонну, тянувшуюся ото лба до того места, где складки пеплума сбегались на лобке, и делившую ее тело на две ровные половины. Она заговорила:

– Я приготовила тебе ужин.

– Я не голоден.

– Пойдешь спать?

– Да. – Гераклес потер глаза. – Я совсем устал.

Она направилась к двери. При движении ее многочисленные браслеты зазвенели. Наблюдавший за ней Гераклес сказав:

– Ясинтра. – Она остановилась и обернулась. – Я хочу с тобой поговорить. – Она молча кивнула и, шагнув назад, неподвижно встала напротив него. – Ты говорила мне, что какие-то рабы, утверждавшие, что их послал Менехм, угрожали тебе смертью. – Она снова кивнула, теперь побыстрее. – Ты видела их после этого?

– Нет.

– Как они выглядели?

Ясинтра на секунду замялась.

– Очень высокие. С афинским акцентом.

– Что именно они тебе сказали?

– То, что я тебе рассказала.

– Напомни мне.

Ясинтра заморгала и отвела свои влажные, почти прозрачные глаза от Гераклеса. Розовый кончик языка медленно освежил алые губы.

– Чтобы я никому не говорила о моих отношениях с Трамахом, а то пожалею. И клялись Стиксом и богами.

– Понимаю…

Гераклес поглаживал серебристую бородку. Он начал вышагивать перед Ясинтрой: влево, вправо, влево, вправо…[107] а потом, раздумывая вслух, пробормотал:

– Сомнений быть не может: наверняка они тоже были членами…

Он вдруг повернулся и оказался к девушке спиной.[108] Падавшая перед ним на стену тень Ясинтры, казалось, стала расти. С внезапной мыслью Гераклес обернулся к гетере. Ему показалось, что она была к нему на несколько шагов ближе, но он не придал этому значения.

– Постой-ка, ты не помнишь, не было ли у них какого-нибудь приметного знака? Скажем, татуировки, браслетов…

Ясинтра нахмурила лоб и снова отвела взгляд.

– Нет.

– Но, конечно, это были не юноши, а взрослые мужчины. В этом ты уверена…

Она кивнула и сказала:

– Гераклес, что происходит? Ты говорил мне, что Менехм уже не сможет причинить мне никакого зла…

– Так оно и есть, – успокоил он ее. – Но мне бы хотелось поймать этих людей. Ты узнала бы их, если б снова увидела?

– Думаю, да.

– Хорошо. – Гераклес вдруг почувствовал прилив усталости. Он взглянул на манящее ложе и вздохнул. – Теперь я отдохну. День был очень тяжелый. Если можешь, разбуди меня, как рассветет.

– Разбужу.