Крантор отказался воспользоваться гостеприимством Гераклеса: он был в Городе проездом в своем нескончаемом житейском странствии, пояснил он; сейчас направлялся на север, за Фракию, в царства варваров, на поиски Гипербореев; он пробудет в Афинах лишь несколько дней: повеселится на Ленеях и сходит в театр – «на комедии – единственные хорошие представления в Афинах». Он заверил, что уже остановился на постоялом дворе, где не возражали против присутствия Кербера. Пес гадко залаял, услышав свое имя. Изрядно выпивший Гераклес указал на собаку и заметил:
– В конце концов ты таки женился, Крантор, хоть и ругал меня всегда за то, что я взял себе жену. Где ты нашел свою красавицу?
Диагор чуть не подавился вином. Но добродушная реакция Крантора подтвердила его догадку: его объединяла с Разгадывателем близкая, горячая, крепкая детская дружба, непостижимая для чужого глаза, которую не смогли до основания разрушить ни годы, ни расстояния, ни разделявшая их странная жизнь. Да,
– Кербер прожил со мной намного дольше, чем ты думаешь, – уже другим голосом ответил Крантор, подавляя грозный бас, будто он не просто говорил, а убаюкивал младенца. – Я нашел его на молу, он был так же одинок, как я. Мы решили объединить наши судьбы, – продолжил он, глядя в темный угол, где пес люто грыз кость. А потом добавил, рассмешив Гераклеса: – Должен тебя уверить, он оказался прекрасной женой. Он много кричит, но только на чужих. – И он протянул руку над ложем, чтобы ласково похлопать маленькое беловатое пятно. Пес залился протестующим лаем. Помолчав, Крантор, обращаясь к Гераклесу, сказал:
– Ну а Хагесихора, твоя жена…
– Она умерла. Парки выткали ей долгую болезнь.
Последовало молчание. Разговор прервался. Наконец Диагор выразил желание уйти.
– Если это из-за меня, не стоит. – Крантор поднял огромную сожженную руку. – Мы с Кербером уже скоро уходим. – И почти сразу же спросил: – Ты – друг Гераклеса?
– Скорее заказчик.
– А, таинственные загадки! Ты попал в хорошие руки, Диагор: я знаю, что Гераклес – замечательный Разгадыватель. Он немного поправился с тех пор, как я видел его в последний раз, но, уверяю тебя, не утратил ни своего насквозь пронизывающего взгляда, ни быстрого ума. Какой бы ни была твоя загадка, он разгадает ее за несколько дней…
– Ради богов дружбы, не надо сейчас о работе! – запротестовал Гераклес.
– Значит, ты – философ? – спросил Диагор Крантора.
– А какой афинянин – не философ? – ответил тот, вздымая черные брови.
Гераклес заметил:
– О, не заблуждайся, добрый Диагор: Крантор действует по-философски, а не думает, как философ. Он доводит свои убеждения до конца, потому что не хочет верить в то, что не может сделать. – Казалось, Гераклес получал удовольствие от этого объяснения, как будто именно эта черта больше всего нравилась ему в старом друге. – Я помню… помню одну из твоих фраз, Крантор: «Я думаю руками».
– Ты плохо помнишь ее, Гераклес. Фраза была: «Руки тоже думают». Но я расширил ее на все тело…
– Ты и кишками думаешь? – усмехнулся Диагор. Как бывает с теми, кто редко пьет, вино сделало его циничным.
– И мочевым пузырем, и членом, и легкими, и ногтями пальцев ног, – перечислил Крантор. И через мгновение добавил: – Ведь ты, Диагор, тоже, кажется, философ…
– Я ментор Академии. Ты знаешь, что такое Академия?
– Конечно! Наш дружище Аристокл!..
– Мы давно обращаемся к нему по прозвищу – Платон. – Диагор был приятно удивлен, увидев, что Крантор знал настоящее имя Платона.
– Да знаю. Передай ему, что на Сицилии его часто вспоминают…
– Ты был на Сицилии?
– Можно сказать, я прямо оттуда. Ходят слухи, что тиран Дионис затаил вражду на своего зятя Диона только из-за учений твоего приятеля…
Диагор обрадовался этим вестям.
– Платон будет очень доволен, узнав, что его путешествие на Сицилию начинает приносить плоды. Но прошу тебя, Крантор, скажи ему об этом сам, в Академии. Пожалуйста, заходи к нам, когда хочешь. Если пожелаешь, приходи к нам на ужин: там ты сможешь поучаствовать в наших философских диалогах…
Крантор насмешливо разглядывал чашу с вином, будто в ней было что-то комичное или потешное.
– Благодарю тебя, Диагор, – ответил он, – но я подумаю. Честно говоря, меня не прельщают ваши теории.
И он тихонько засмеялся, будто удачно сострил.
Диагор, слегка смутившись, любезно спросил:
– А какие теории тебя прельщают?
– Жизнь.
– Жизнь?
Крантор кивнул, не сводя с чаши глаз. Диагор заметил:
– Жизнь – никакая не теория. Чтобы жить, достаточно ишь быть живым.
– Нет, нужно научиться жить.
Диагор, минуту назад жаждавший уйти, испытывал теперь профессиональный интерес к беседе. Он вытянул шею и погладил опрятно остриженную афинскую бородку кончиками худых пальцев.