— Все остальное просто: ты говорила, что почитаешь Священные мистерии, как и твой сын и как Анфис, Эвний и Менехм… как и моя рабыня, пытавшаяся убить меня сегодня ночью… Но эти Священные мистерии — не Элевсинские, ведь так? — Он быстро поднял руку, словно боялся ответа. — О, мне это безразлично, клянусь тебе! Я не хочу вмешиваться в твои религиозные верования… Я уже говорил, что пришел узнать только одну вещь, а потом я уйду…
Он пристально посмотрел в лицо женщины и мягко, почти с нежностью, добавил:
— Скажи, Этис, ибо душа моя разрывается от этого сомнения… Если верно, что, как я думаю, ты одна из
Последовало короткое молчание.
— Я не участвовала, Гераклес, клянусь тебе… — взмолилась тронутая Этис. — Я была бы не в состоянии причинить боль собственному сыну.
Гераклес собирался ответить, но ему показалось странным, что ясно сложенные в его сознании слова не срываются с губ. Он заморгал, смущенный и удивленный этой неожиданной…*
[* Прости, Гераклес, друг мой. Чем я могу помочь тебе? Тебе была нужна фраза, и я как всемогущий переводчик мог тебе ее дать… Но я не должен этого делать! Текст священен, Гераклес. Мой труд священен. Ты просишь меня, умоляешь продолжать ложь… «Словами несложно лгать», — говоришь ты. Ты прав, но я не в силах помочь тебе… Я не писатель, а переводчик… Мой долг признаться терпеливому читателю, что ответ Этис —
— Мне нужна еще одна твоя фраза, чтобы залечить рану, нанесенную первой. Клянусь Зевсом, мне все равно, в которой из них кроется Истина. Ответь мне, что не участвовала в этом, и даю тебе слово, что выйду через эту дверь и никогда больше не побеспокою тебя…
Последовало короткое молчание.
— Я первая вонзила в его грудь ногти, — невыразительно произнесла Этис.
Гераклес собирался ответить, но ему показалось странным, что ясно сложенные в его сознании слова не срываются с губ. Он заморгал, смущенный и удивленный этой неожиданной немотой. До него донесся ее слабый и жуткий, как болезненное воспоминание, голос:
— Мне безразлично, что ты не можешь этого понять. Что ты вообще можешь понять, Гераклес Понтор? С рождения ты повиновался законам. Что ты знаешь о свободе, об инстинкте, о… гневе? Как ты сказал? «Тебе пришлось вынести долгое одиночество»? Что ты знаешь о моем одиночестве?.. Для тебя «одиночество» — всего лишь слово. Для меня оно стало болью в груди, потерей сна и отдыха… Что ты вообще знаешь?
«У нее нет права ко всему прочему оскорблять меня», — подумал Гераклес.