Афинские убийства, или Пещера идей

— И я избрала его, когда ты избрал Хагесикору, потому что мои родители навязали мне его, — перебивая его, возразила Этис. — И я тоже была счастлива с ним и оплакивала его смерть. А теперь… вот мы сидим, оба более-менее счастливые, и не решаемся говорить обо всем, что мы потеряли, обо всех утраченных возможностях, обо всех тех случаях, когда мы пренебрегали своими инстинктами, оскорбляли наши желания… своим разумом… выдуманными им предлогами. — Она смолкла и часто заморгала, будто очнувшись от сна. — Но, повторяю, прости эти мои глупости. Из моего дома ушел последний мужчина, и… что мы, женщины, без мужчин? Ты первый посетил нас после поминальной трапезы.

«Значит, она говорила все это из-за терзающей ее боли», — с пониманием подумал Гераклес. Он решил проявить любезность:

— А как Элея?

— Она еще в силах выносить саму себя. Но она страдает от мысли о своем ужасном одиночестве.

— А как же Дамин из Клазобиона?

— Он — купец. Он не согласится жениться на Элее, пока я жива. Закон позволяет ему это. Сейчас, после смерти своего брата, по закону моя дочь стала эпиклерой — единственной наследницей, и должна выйти замуж, чтобы наше имущество не перешло в руки государства. У Дамина больше всех прав жениться на ней, потому что он — ее дядя по отцовской линии, но он не очень-то жалует меня и выжидает, пока я исчезну, как, говорят, выжидают свою добычу стервятники. Мне все равно. — Она поежилась. — По крайней мере я буду уверена, что этот дом станет частью наследства Элей. Кроме того, и выбора-то у меня нет: как можешь представить, претендентов у моей дочери не так уж много, ибо семья наша обесчещена…

Немного помолчав, Гераклес произнес:

— Этис, я взялся за небольшую работу… — Она взглянула на него. Он быстро заговорил серьезным тоном: — Я не могу раскрыть тебе имени моего заказчика, но, уверяю тебя, это честный человек. Что же до работы, она некоим образом связана с Трамахом… Я подумал, что должен взяться за нее… и сказать тебе об этом.

Этис поджала губы.

— Значит, ты пришел ко мне как Разгадыватель загадок?

— Нет. Я пришел сказать тебе об этом. Если ты пожелать, я больше не побеспокою тебя.

— Что за тайна может быть связана с моим сыном? В его жизни для меня не было секретов…

Гераклес глубоко вздохнул.

— Тебе не стоит беспокоиться: мое расследование сосредоточено не на Трамахе, но парит вокруг него. Ты бы очень помогла мне, если бы ответила на несколько вопросов.

— Отлично, — сказала Этис тоном, свидетельствующим о том, что думала она совершенно противоположное.

— Тебе не казалось, что в последние месяцы Трамах был встревожен?

Женщина в раздумье наморщила лоб.

— Нет… Он был такой, как всегда. Он не казался мне особенно встревоженным.

— Ты проводила с ним много времени?

— Нет, потому что, хоть мне этого и хотелось, я не желала ему докучать. На него это очень действовало, но, говорят, так ведут себя все сыновья в семьях, где главенствуют женщины. Он терпеть не мог, чтобы мы вмешивались в его жизнь. Хотел улететь далеко. — Она помолчала. — Ему очень хотелось достичь совершеннолетия и уйти отсюда. И видит Гера, я его не осуждала.

Гераклес кивнул, быстро опустив веки, как бы выражая согласие со всеми словами Этис, даже до того, как она их произнесет. Потом он добавил:

— Я знаю, что он учился в Академии…

— Да. Я так хотела, не только ради него, но и в память о его отце. Ты же знаешь, их с Платоном объединяла дружба. И, по словам менторов, Трамах был хорошим учеником…

— Чем он занимался в свободное время?

На минуту смолкнув, Этис ответила:

— Я сказала бы тебе, что не знаю, но как мать думаю, что знаю об этом: что бы он ни делал, Гераклес, это не очень-то отличалось от того, что делают в его возрасте другие юноши. Он был уже мужчиной, хотя закон этого и не признавал. И, как любой другой мужчина, был хозяином своей судьбы. Он не позволял нам совать нос в его дела. «Просто будь самой лучшей матерью в Афинах», — говорил он мне… — Бледные губы ее скривились в улыбке. — Но, повторяю, у него не было от меня секретов: я знала, что он хорошо учится в Академии. Я не возражала против его небольшого романа: я позволяла ему летать на свободе.

— Он был очень набожен?

Этис улыбнулась и поудобнее уселась на ложе.

— О да, священные мистерии. Теперь мне осталось только ходить в Элевсин. Ты даже не представляешь, Гераклес, сколько сил придает мне, бедной вдове, вера во что-то особенное… — Он глядел на нес все с тем же выражением лица. — Но я не ответила на твой вопрос… Да, он был набожен… По-своему. Он ходил с нами в Элевсин, если в этом проявляется набожность. Но он больше полагался на свои силы, чем на верования.

— Ты знакома с Анфисом и Эвнием?

— Конечно. Это его лучшие друзья, соученики по Академии, отпрыски хороших семей. Иногда они тоже ходили с нами в Элевсин. Они заслуживают наилучшего мнения: я считаю их достойными друзьями моего сына.

— Этис, Трамах часто уходил охотиться в одиночку?

— Бывало. Ему нравилось показать, что он готов к взрослой жизни, — усмехнулась она. — И он был готов.