Афганский шторм

10–12 декабря 1979 года. Кабул – Москва

Заплатин читал лекцию политработникам, когда его позвали к телефону.

– Попозже нельзя? Я занят.

– Сказали, срочно. Москва.

На связи был Ошурков, замполит одного из управлений Главпура.

– Василий Петрович, добрый день. Как настроение?

Настроением, как и погодой, обычно интересуются, если нечего спросить. А тут наверняка готовят к чему-то важному.

– Я слушаю вас, Леонид Николаевич, – помог начальнику начать разговор Заплатин.

– Василий Петрович, тут такое дело… – Наступила тишина, но на этот раз Заплатин промолчал. – Понимаете, ваша дочь…

Тут уж Заплатин не выдержал:

– Что с ней?

– Ничего, уверяю вас. Просто она обратилась в ЦК КПСС с просьбой встретиться с вами.

– Оля? В ЦК?! Это недоразумение, Леонид Николаевич. Она не могла обратиться в ЦК. С ней что-то случилось?

– Поверьте мне, ничего. Вам просто надо сегодня же вылететь в Москву.

– У нас через час стемнеет, да и самолетов на Москву нет.

– Самолет вас ждет в Баграме. Добирайтесь туда.

Лучше бы он этого не уточнял. Если прислали самолет – значит, у Оли страшная беда. Оля, Оленька…

– Но что с дочерью? Она-то хоть жива? – ни на мгновение не поверив в сказку про ЦК, крикнул, уже не сдержавшись, Василий Петрович.

– Конечно, жива. Успокойтесь. Но больше ничего не спрашивайте.

Жива! Главное, что жива. Но обращаться в ЦК… Нет и тысячу раз нет, такое мог придумать только человек, не знающий его дочь. В ЦК… Здесь что-то не то. Попала в больницу? В какую-нибудь банду?.. Дом – школа – институт – друзья… Где в этой цепочке и что могло случиться?

– Что случилось, Василий Петрович? – дошел до Заплатина голос Экбаля.

Телефонная трубка, зажатая в руке, тоненько и коротко попискивала, а подошедший Экбаль смотрел то на нее, то на своего советника.

– Ничего, Экбаль, ничего. Просто срочно вызывают в Москву. Я пойду собираться. Одни справитесь? – кивнул на зал.

– Конечно, товарищ генерал.

Уже справляются одни – это хорошо. Это очень хорошо. Но что с Олей? Если взять дом – что там могло случиться? Второй этаж, балкон застеклен. На кухне – газ. Но ведь если что – дверь на балкон как раз из кухни…

– В посольство, – попросил водителя.

– Ничего не знаю, Василий Петрович, – удивленно пожал плечами Табеев. – Честное слово. По моим каналам никакой информации на эту тему и близко не проходило. Но я думаю, что надо лететь, раз позвонили.

– У меня час времени, срочно вызывают в Москву, – поднявшись к себе в квартиру, с порога сказал жене. Боясь, как бы она не уловила тревоги и озабоченности в голове, добавил: – По делам службы.

«Зря уточняю, – тут же пожалел о сказанном. – Ничего не надо уточнять. Лечу и лечу».

Чтобы скрыть недовольство собой, сам начал доставать вещи, смотреть, что взять с собой на московские холода. И подсознательно ждал, о чем спросит, какой первый вопрос задаст Вика. И как они похожи с дочерью…

– Надолго?

Пронесло – это ее извечный вопрос с лейтенантских пор: не куда и зачем, а на сколько. Значит, с женой все в порядке, хоть она не будет волноваться. Но Оля, что с Олей?..

– Надолго? – думая, что он не расслышал, переспросила Вика.

Ответил уже искренне:

– Не знаю.

…Афганистан – не Союз, особенно по расстояниям: двадцать минут на вертолете – и уже в Баграме. Самолет для него уже был готов, но летчики, естественно, ничего не знали, им приказ: забрать и привезти. Единственное, взлететь засветло не успели, в Ташкент прибыли только утром. Там под парами, для него одного, уже стоял Ил-18.

«Что же это за почести такие? Что все таки случилось?» – вновь закрутилась пластинка под непрерывное хождение между креслами.

– Товарищ генерал, командир просит вас подойти, – позвал один из летчиков.

«Может, что-то передали, сообщили дополнительно», – заторопился в кабину Заплатин.

– В Москве нет погоды, не сажают, – обернулся к нему командир экипажа. – Предлагают лететь в Ленинград.

– Смотрите сами, я вам не начальник, – отдал судьбе свое время Василий Петрович.

Ленинград – это значит еще несколько часов неизвестности. Еще несколько часов не будет знать, что с Олей. Это – облегчение и камень. Отодвинется что-то страшное непонятное, темное, но ведь оно есть, есть, есть…

– Запросите еще раз, – попросил генерал.

Командир вновь начал переговоры с аэродромом, обернулся на стоявшего за спиной Заплатина, словно подтверждая земле, что пассажир на борту. Кивнул:

– Будут сажать.

Сели в слякоть и ветер. А у трапа уже ждали офицеры из Главпура:

– Товарищ генерал-майор, вас ждут начальник Генерального штаба и начальник Главпура.

– Но я же в гражданке.

– Они знают. Пожалуйста, – распахнули дверцу стоявшей у трапа «Волги».

Было 19 часов, когда он вошел в кабинет Епишева.

– А, Василий Петрович, здравствуйте. С прибытием. Как Обстановка на юге? – дружелюбно, без тени беспокойства за чью-то жизнь, спросил генерал армии. Может, и в самом деле с Олей все в порядке. – Ты давай рассказывай, а я здесь небольшие наброски буду делать к началу совещания.

«А когда же по голове-то ударите?» – мысленно спросил Заплатин. Приближая развязку, доложил коротко: обстановка в Афганистане и Кабуле достаточно спокойная, советнический аппарат работает.

– Ладно, ты посиди, подожди меня здесь, а я в ЦК. Вон, газеты почитай, – кивнул Епишев на кипу газет. Глянув на часы, торопливо вышел.

«Ну а что все-таки с дочерью? Кто мне хоть что-нибудь объяснит или скажет?» – посмотрел ему вслед Заплатин. Перевел взгляд на телефоны. Позвонить. Да, надо просто позвонить дочери.

Встал, подошел к столу. Белый телефон – с гербом СССР, два следующих – без дисков, значит, местные. Серый… Оглянулся на дверь, посмотрел время и решительно повернул телефон к себе. Набрал первую цифру. Подождал. Гудков не было – значит, прямой. Добрал остальные цифры.

– Да-а, – родной, с протяжным удивлением голос дочери. Жива! Дома!

– Это я. У тебя…

– Папа, ты где, откуда? – перебила, обрадовавшись, Оля.

– В Москве. У тебя все в порядке?

– Да-а.

– Хорошо, я потом перезвоню.

Опустился в кресло. И не помнит, сколько просидел, опустошенный от главного известия. Однако вернувшийся начальник Главпура тут же вернул к действительности:

– Ты вот что, Василий Петрович, перестань мне хвалить хальковцев. С информацией, которую получаю от тебя, я вечно выгляжу белой вороной.

От былой любезности Епишева не осталось и следа. «Значит, ЦК не удовлетворен моей информацией. Вернее, тем, что я отдаю должное Амину за его работоспособность. Нет, не Амину лично, Епишев сказал хальковцам. Против них и Амина в Афганистане настроены работники госбезопасности. Да, только они. Посол по-настоящему еще не вошел в курс дела, партийные советники стараются держать нейтралитет, а те, кто оглядывается на комитетчиков, все равно категорически против „Хальк“ не выступают. Значит, ЦК начинено информацией КГБ».

– Вам надо возвращаться назад, – не глядя на него, сказал Епишев, вновь принимаясь за свои записи. Редкий случай увидеть, как начальник работает.

– Домой я могу заехать? – попытался в последний раз, хоть косвенно, выйти на причину своего странного вызова в Москву Заплатин.

– Конечно, – не понял Алексей Алексеевич подоплеки. – Самолетов в ваши края теперь будет много, так что с отправкой проблем не станет.

«Да нет уж, хоть день, но дома побуду», – подумал Василий Петрович.

Необходимое послесловие. Епишев неслучайно произнес эту фразу насчет самолетов. В этот день, 10 декабря, министр обороны отдал приказ, вернее устное распоряжение, о начале формирования 40-й армии.

Утром Заплатина вновь срочно вызовут к Епишеву. Тот возьмет его с собой к министру обороны. Устинов вначале будет занят, потом уедет почти на два часа, предупредив, чтобы ждали его. Вернувшись, пригласит Василия Петровича в кабинет, протянет шифровку.

Заплатин вначале прочтет подпись – «Представитель КГБ», и, уже почти зная, что там написано, пробежит ее глазами. Да, все то же: в Афганистане все рушится, Амин занимает все более проамериканские позиции.

– Я бы своей подписи здесь не поставил, – протянет документ обратно Заплатин.

– Почему? Вот поговорите с такими, – скажет Устинов сидевшему тут же Епишеву. Алексей Алексеевич неодобрительно покачает головой, но Заплатин решительно повторит:

– Я не могу согласиться с тем, что написано в этом донесении. Давайте пригласим сюда автора шифровки и вместе будем разбираться по каждому факту.

– Вот видите, вы там, на месте, никак не разберетесь между собой, а нам здесь за вас принимай решение, – в сердцах воскликнет Устинов. Захочет еще что-то сказать, но передумает: – Вы свободны.

Выйдя из кабинета министра, Василий Петрович увидит знакомых офицеров в полевой форме. Узнав, что большая группа оперативников срочно вылетает в Ташкент и Термез, начнет о чем-то догадываться. Однако еще через день ему совершенно неожиданно порекомендуют вместо Афганистана поехать в те военные училища, где обучаются афганцы, – посмотреть жизнь и быт.

«Сказали бы просто, что хотите убрать не только из Афганистана, но и из Москвы». – После выяснения всех подробностей с «обращением дочери в ЦК» Заплатин начал смотреть на происходящие вокруг него события немного глубже.

Вернувшись из поездок по училищам, доложил о результатах. Как и ожидал, доклад его никому не был нужен: все уже работали на Туркестанский округ. А когда официально будет объявлено о вводе войск, Епишев пригласит Заплатина к себе:

– Ну, знаешь, что произошло?

– Слышал.

– Надо срочно возвращаться туда. Обстановка, и особенно политическая, сложная.

– Она другой и не может быть. Но можно свое мнение?

– Конечно, пожалуйста.

– Товарищ генерал армии, я бы не хотел возвращаться в Афганистан. Мое присутствие там нецелесообразно.

– Это почему же? Ты ведь прекрасно разбираешься в обстановке, а посылать кого-то нового…

– Сейчас, с приходом к власти Бабрака Кармаля и «Парчам» придется круто поворачивать руль в политике в другую сторону. Я этого не смогу сделать, потому что работал с другими людьми. За свою шкуру не дрожу, но делать мне в Афганистане больше нечего.

Устинов, как ни странно, поймет и поддержит Заплатина. Епишев, правда, намекнет:

– Но лететь-то все равно придется, Василий Петрович. У вас же там жена, вещи.

– Товарищ генерал армии, я не хочу лететь туда даже по этому поводу.

– Хорошо, больше не будем возвращаться к этой теме. Я скажу, чтобы передали Магометову и Тутушкину, пусть они помогут собраться вашей жене.

К сожалению, генерал майор Тутушкин, заместитель Магометова, еще до этого получит указание из КГБ ничего не сообщать жене Заплатина – ни зачем он вызван в Москву, ни почему не возвращается. Постепенно среди советников родились слухи: Заплатина исключили из партии, разжаловали из генералов, а сам он находится под следствием. Жена бросится к его рабочему столу, сожжет все, что было написано мужем за время работы в Афганистане. А написано было очень много…

Заплатин стал первым, кто выразил свой протест против ввода войск в Афганистан. Академики Богомолов, Сахаров с их письмами будут после, Заплатин же, коммунист, политработник, генерал, отказался ехать служить туда. Для конца семидесятых годов – тягчайшее преступление. Однако никто его за это не выгонял из армии и партии. Служил еще несколько лет. Первый афганец, которого он встретил через одиннадцать лет, был его подсоветный Экбаль Вазир. Но об этом уже упоминалось…