Поэтому нужно срочно и очень внимательно осмотреть левое переднее колесо на том "газике". И тогда все сразу станет ясно".
"Нет! А вот этого делать как раз и нельзя! Может быть, Макарьев и рассчитывает на то, что я побегу к машине, смотреть на это распроклятое колесо? Факт моего появления в гараже и будет окончательным доказательством в его пользу. И я сам, как последний дурак, влезу в петлю!
Тогда получается, что решающего доказательства моей вины у Макарьева нет? И этот его рассказ о найденном в цистерне теле и должен спровоцировать какие-то мои действия?
Вот оно что! Он знает очень многое, он нашел "газик", на котором я вывез мертвого Ушакова, нашел следы на грунтовке и какую-то вещь с моими отпечатками в машине. Но у него нет решающего доказательства! Того самого доказательства, с которым он мог бы спокойно пойти в контрразведку и сдать меня с потрохами. И сейчас эта сволочь хочет, чтобы я запаниковал и добровольно полез в ловушку, которую он подготовил мне в гараже!"
"Ах, ты сопляк! - Агент едва сдерживал клокотавшую в его груди злость. - Так ты решил поиграть со мной в прятки, дрянь? Хорошо, мы с тобой сыграем! До кровавой юшки из носа сыграем!"
Он часто задышал, успокаивая нервы. Сейчас он больше всего опасался, что кто-нибудь из присутствующих в комнате офицеров и гражданских специалистов заметит его волнение, перехватит его напряженный и полный ненависти взгляд. Но все были поглощены разговорами между собой. На помалкивавшего за столом Агента никто не обратил внимания.
"При любом раскладе, Макарьев узнал слишком много, - подумал Агент, немного успокоившись. - Непростительно много. С таким количеством опасных знаний на этом свете обычно долго не живут. Поэтому Макарьева нужно убирать и убирать срочно. Сегодня же вечером. Пока он действительно не успел кому-нибудь проболтаться. А заодно попробовать выяснить у него, кто мог меня видеть около "газика" в ночь перед стартом и что я обронил в машине".