Афганский гладиатор

– А ты из командировки?

– Да вот ташкентским поездом прибыл.

– Все нормально?

– Нормально!

Павел поинтересовался:

– Далеко отправляли?

Тимохин солгал. Сказать правду он не имел права:

– На рембазу окружную!

– Ну и как там, в Ташкенте?

– Лучше, чем здесь.

– Ну, еще бы! А чего мы стоим тут? Пойдем в пивную. Я там с утра завис. Ночью свежачок завезли, пиво холодное хорошее. И Оман его еще развести водой не успел. Пойдем, хлебнем с дорожки.

Александр ответил:

– Да после пива потом изойдешь.

– Можно и водочки принять. За встречу!

– Ну, если немного. Ты сюда своим ходом прибыл?

– Еще чего? Машину из дивизиона взял, за углом стоит, дожидается. На ней и поедем в гарнизон. Так, ты иди в пивнушку, к столику у противоположных дверей павильона, а я в ресторане поллитруху возьму! И подойду.

Тимохин, подняв сумку, пошел к привокзальному пивному павильону, Карчевин в обход станции к ресторанчику.

Александр вошел в павильон, судя по вывеске, предназначенный для торговли прохладительными напитками. Но в поселке пиво продавали везде. Где можно и где нельзя. Местные власти из райкома партии закрывали на это глаза, наверняка имея неплохую долю от торговли. В павильоне находилось всего пять человек. Они устроились в самом его конце за сдвинутыми столиками. Несмотря на жару, в павильоне было довольно прохладно. За стойкой бара стоял Оман, один из братьев, державших павильон. Тимохин кивнул ему:

– Салам, Оман!

Тот улыбнулся:

– Салам, Саня! Давненько не заглядывал.

– Служба закружила!

– Понимаю, сам прапором служил! Пивка налить?

– Нет. Минералка есть?

– Есть лимонад холодный.

– Дай пару бутылок и чебуреков.

Оман выставил на прилавок две бутылки «Дюшеса» и тарелку с чебуреками. Расплатившись, Александр подошел к столику у вторых дверей, выходящих в привокзальный сквер. Поставил на стол лимонад и тарелку, сбросил сумку, присел на шатающийся стул, закурил, пододвинув к себе пепельницу из старой прокопченной консервной банки. Вообще-то внутри павильона курить запрещалось, но в Кара-Тепе запреты почти нигде не действовали.

Подошел Карчевин.

Оман, увидев в его руке бутылку водки, обиженно произнес:

– У меня тоже водка есть!

Павел, дабы поднять настроение бармена, потерявшего несколько рублей на водке собственного розлива, сказал:

– И у меня в машине была.

– Это другое дело.

– Ты лучше, Оманчик, принеси еще кружку пива без пены. Одну! Саня, смотрю, на лимонад перешел. И два стакана.

Бармен выполнил заказ.

Карчевин разлил водку. Граммов по сто в каждый стакан.

– Ну что, за встречу, Саня?

– Давай!

Выпили. Павел запил спиртное пивом, Александр лимонадом. Закусили чебуреками. Закурили.

Выпустив в потолок облако дыма, Карчевин неожиданно произнес:

– Вот так, брат, ушла, значит, от меня супруга.

Александр предложил:

– Может, не стоит об этом, Паша?

– Стоит, Саня! Мне выговориться надо, а кому душу откроешь, если всем по барабану мои проблемы? Так, для понта морды кривят, сожалеют, осуждают Галину, но все это показное, не искренне. Казалось, в гарнизоне сотни офицеров, а поговорить-то и не с кем.

– Что ж! Если полегчает, выговорись. Но сразу говорю, Паша, жалеть не буду!

– А мне и не нужна жалость. Ладно, если бы Галька сказала мне, что разлюбила, другого полюбила. Решила уйти. Конечно, без скандала при моем взрывном характере не обошлось бы. Но, в конце концов, с ее стороны это было бы честно. А скандал? Как начался, так и закончился бы. Я отходчивый. Но она все сделала втихую. До ухода вечером вела себя, как всегда. Ночью мы переспали с ней, утром проводила после завтрака, как обычно, в щеку поцеловала. А потом узнаю, слиняла. И к кому, Саня? Ну, ладно к тебе, другому офицеру, так ведь к шоферюге и профуре Эдику! Охренеть. Я и охренел, когда убедился, что жена уехала с Эдуардом. Не знал, что и делать. Не мог понять, что произошло, ведь я же любил ее, Саня! А она любила меня. Два года ждала, пока в Афгане мыкался. Может, и изменяла, и скорей всего имела других мужиков. Но это объяснимо. Женщине одной два года прожить сложно, только фригидная какая стерпела бы. Но Галька не могла без секса. Но, повторяю, это объяснимо. Я в Афгане тоже в евнухи не записывался. Приехал, посидели, со всем разобрались и забыли. Новую жизнь после войны начали. И... вдруг!

Тимохин сказал:

– Значит, Паша, не любила Галя тебя. Думала, что любила, что по-другому не бывает, а встретила настоящую любовь и потеряла голову. Все ей стало безразлично, кроме желания быть вместе с тем, кого полюбила. Любовь, настоящая любовь, Паша, способна на все! И ничто не удержит, ничто сможет помешать ей, ни карьера мужа, ни сам муж, ни благополучие, ни мнение других людей. Любовь на своем пути ломает все. Она делает человека счастливым. Счастье же многого не требует. Для счастья нужно одно, чтобы любимый человек был рядом. Пусть в бедной лачуге, на краю света, но рядом. Так и случилось. Галя нашла свою настоящую любовь!

– И это к рыжему Эдику?

– Ну, раз ушла к нему, значит, к рыжему Эдику.

– А наша прежняя жизнь не в счет?