Афганская бессонница

Бородавочник был чем-то обеспокоен, возможно, куда-то спешил. Но — я уже знал это по своим предыдущим приездам в Москву — мои дела были для него в эти дни абсолютным приоритетом. Это не просто мое ощущение. Пару лет назад, когда мы сидели с ним в этой самой комнате на Пречистенке, ему позвонили по телефону, по вертушке. Судя по всему, это был адъютант кого-то очень важного, может быть, руководителя всей СВР. «Ну и что, что Кремль? — в какой-то момент раздраженно буркнул Эсквайр. — Чтобы отчитываться о работе, ее кому-то еще нужно делать!» И повесил трубку.

В этот мой приезд, похоже, сложное решение мы действительно принимали вдвоем, и Бородавочник тоже возвращался к нему мысленно все эти дни. Во всяком случае, его первыми словами были:

— Написал?

Я даже вздрогнул. От неожиданности я просто полез в карман и достал сложенную в четыре раза рукописную записку на пяти листах. В Конторе, видимо, чтобы не увольнять штатных графологов, они какие-то документы просят писать от руки. Эсквайр, легонько похлопав рукой по бумагам, лежавшим перед ним на столе, нащупал под одной из них свои очки, водрузил их на кончик носа и немедленно принялся читать.

— Где твоя ручка? — спросил он через пару минут. — Та, которой ты писал.

Я протянул ему свой «монблан». Бородавочник зачеркнул какую-то букву и, вернувшись на предыдущую страницу, поставил пару запятых — видимо, факультативных, но он все же о них помнил. Ручку мне он возвращать не стал. Раз уж она оказалась у него в руке, орудовать ею он стал все активнее. Я вспомнил, как он правил мои уже набранные на компьютере отчеты, когда я приезжал в Москву.

Дочитав последнюю страницу, Эсквайр снял очки и вернул мне ручку.

— Ну что, все изложено грамотно!

А говорят, хороших разводов не бывает! Я вздохнул с облегчением. Поживу еще недельку с мамой, а потом вернусь в Нью-Йорк. Бог с ним, с Кара-Кумом! У меня действительно были сомнения, можно ли гарантировать безопасность туристов в стране Туркмен-баши.

Но у Бородавочника для меня был еще один сюрприз.

— Но это-то дело мы с тобой провернем? — произнес он, подмигивая. Как если бы мы были два бывших одноклассника на рыбалке, собирающиеся выманить у соседа перемет за бутылку!

Я изумленно посмотрел на него.

— Это действительно вопрос жизни и смерти для многих, многих людей.

Я растерянно нашел глазами свою бумагу, лежащую поверх небольшой стопки документов.

— Я считал…

— Об этом мы договорились, и ты мое слово знаешь! — Бородавочник встал и снова стал выхаживать мимо фотографии Путина с пиджаком за левым плечом. — Я твоей цидуле приделаю ноги, и лети на все четыре стороны! Но это такое дело, что справиться с ним может только самый лучший. А у меня лучше тебя никого нет. Я правду говорю!

Ага, лесть! Лесть в том разговоре он еще не использовал. Думал, сукин сын, что, возможно, придется к нему вернуться! Сначала усыпил мою бдительность покорностью судьбе, а потом снова пошел в атаку.

— Давай я тебе расскажу, о чем идет речь, а дальше ты сам решай! — не давая мне времени прийти в себя, развил успех Бородавочник.

5

Но здесь мне надо опять обозначить исторический контекст, иначе не разберешься. После заключения Хасавьюртовских соглашений летом 1996-го между федеральными властями России и мятежной Чечней установилось хрупкое перемирие. Москва больше не пыталась навести порядок силой оружия. Она даже смирилась с тем, что, воспользовавшись затишьем, президент Масхадов и его окружение сделают все, чтобы закрепить фактическую независимость самопровозглашенной Республики Ичкерии. Однако окончание войны было на руку не только политикам. Это русские не могли больше приехать в Чечню — чеченцы перемещались по всей стране, как хотели. Возрождая вековые национальные традиции горцев, все больше молодых парней стали жить набегами на долины. Они угоняли скот в окрестных казацких станицах, но самым прибыльным бизнесом — после, разумеется, продажи добываемой там нефти, — стало похищение людей. По всей стране — не только на юге, но и в Поволжье, даже в столице — исчезали и простые труженики, которых потом продавали как рабскую рабочую силу, и состоятельные граждане, их дети или жены, за которых потом требовали выкуп.

Пару месяцев назад, в начале октября, в Ростове-на-Дону пропал генерал-майор Таиров, один из заместителей командующего Северокавказским военным округом. Он с женой и одиннадцатилетней дочерью поехал на своей машине на дачу, чтобы собрать последние яблоки. Больше их никто не видел, а «нива» генерала неделю спустя была обнаружена во дворе частного дома в одном из селений Ингушетии.

— И кто он такой, этот генерал? — спросил я.

Эсквайр вытащил ящик стола и положил передо мной две увеличенные фотографии с удостоверения. Как многие татары, Таиров был вполне славянской внешности: русые волосы, разрез глаз округлый, скулы только чуть выступают. Взгляд тяжелый, подбородок вперед, что выдает решимость. На самом деле на интеллигентного человека не похож — а я все-таки предпочитаю общаться с людьми своего подвида.